Честь Афродиты
Шрифт:
Разговор прошёл на строго конфиденциальной основе. По специальному номеру секретной сотовой связи. Практически ночью. В Москве был ещё «рабочий» вечер. Человек сразу понял идею и задачи. Особо уточнил роль Ольги Леонардовны, объекты реприватизации… Силы, средства… Как ни странно, Бугров вообще такого не ожидал, зам директора ФСБ одобрил предстоящие задачи, благословил. В случае чего даже обещал помочь своими людьми. Но генерала Малышкина – уже генерала! – предложил не трогать, разработать и осуществить второй вариант. Самостоятельно. Он перспективнее. Через спецов из МВД. «Плацдарм в крае должен быть разминирован и очищен», намекнул он.
Получалось, отметил для себя Бугров, не так уж губернатор и прост, если решил податься в князья, ещё тот стратег… Или он тоже в связке с конторскими… Бугров задумался.
46
Семён
– Ты не плохо выглядишь, Пастухов, в твои-то годы, хоть и постарел, – участливо заметил он, хотя улыбка говорила об обратном. – Сколько ты уже на пенсии, десять лет? двенадцать? Бедняга. – Пастухов не ответил, всё с той же ненавистью смотрел на генерала. – Ну, ну, зачем уж так недружелюбно… – Ёрнически посетовал тот. – Я же мирный, спокойный человек, когда мне не мешают. А ты? А ты взял и нарушил мои правила. Кстати, правила не только мои, они наши. И это не прощается. Я бы мог приказать убить тебя ещё там, за воротами, вместе с твоими гавриками, а я вот, видишь, миндальничаю с тобой, разговариваю, да… – Семён Бадаевич, вздохнул, улыбка с лица сошла, не поднимая головы, он зло посмотрел на Пастухова. – Хотя, признаюсь – теперь можно говорить – очень жалею, что ты живым на пенсию вышел. Жалею. Лучше бы ты сдох в какой-нибудь командировке. Всем лучше бы было, тебе – в первую очередь. Чего смотришь, чего? Я знаю, о чём ты думаешь… – Генерал повысил голос. – Но ты главного не знаешь, что все твои потуги засадить за решётку всех преступников, ха-ха-ха… заканчивались обратным. Помнишь? Они все на свободе. Да, представь себе! За небольшим исключением естественного отбора. И, заметь, это я говорю откровенно, твоё время и время жегловых прошло, кануло… Потому что те, за кем ты охотился, это умные, уважаемые люди. За ними деньги, большие дела, очень большие возможности. Тебе и таким как ты, не стоять у них на пути. Сомнут. Не веришь? – Генерал вновь весело рассмеялся. – Хорошо, посмотри где ты, и где я. Ну, увидел, понял? То-то… – Генерал протянул руку к глобусу, на что-то надавил. Глобус приподнялся, послушно раскрылся на дольки. В середине открылась батарея различных бутылок. Вытянув одну, коньячную, и низкий пузатый бокал, генерал гулко, зубами, выдернул пробку из бутылки, выплюнул её на стол. Пробка отскочила, скатилась со стола, генерал не обратил на неё внимание, майор тоже, налил немного коньяку… – Тебе я не предлагаю, – бросил он Пастухову, – У тебя же язва наверное старческая, бережёшься, не пьёшь, – заметил он, с явным удовольствием на лице принюхиваясь к напитку, Вольку с КолаНиколой он по-прежнему не замечал. Генерал отпил, облизываясь и смакуя, держа бокал в ладонях, грел коньяк. – Ты никогда не думал, дорогой Григорий Михайлович, почему все последние твои дела заканчивались провалом, не думал, а? – Пастухов молчал. – Я тебе скажу. Ты был под колпаком. И все твои люди тоже. А почему, спросишь ты… Отвечу: потому что уже тогда в стране работали другие установки. А ты не заметил. Потому что дурак. И все, кто с тобой, тоже дураки и кретины…
– Хрен там, – дёрнулся КолаНикола. – Это вы дураки и кретины, и все кто с вами тоже. Вы не учитываете людей, народ, время…
– Мол-лчать! – не повышая голоса и не глядя на Свешникова отчеканил генерал. – На ваших людей, господин Свешников, или как вас там, вместе с вашим временем, нам глубоко наср… Я понятно выразился, господин главный редактор? Думаю, уже бывший. Таким как вы, замечу, – генерал холодно взглядом мазнул по лицу Свешникова, – лучше молчать в тряпочку и не лязгать зубами, иначе раньше времени их потеряете. Не спешите. Уверяю вас, ваше время уже закончилось. – Семён Бадаевич вновь уставился на Пастухова. – Так вот, мой дорогой полковник, чтобы ты тогда не делал, чтобы не замышлял, мы немедленно принимали контрмеры.
– Сука! Крыса! Сволочь! – Не разжимая губ, выдавил наконец Пастухов. – Так вот мы кому обязаны! А я то думал… Это ты нас сдавал.
– Я! Да я… Не всегда я, но от моего имени – это точно. – С весёлой усмешкой признался генерал. – Я же не мог позволить тебе и твоим оперативникам перебить или пересадить всех хороших людей… Потому и отстреливали вас, и в засады вы попадали, и вообще…
Майор, как верный пёс, с тем же непроницаемым лицом стоял рядом с генералом, слушал.
– Для этого я делал всё что в моих силах, да, – с улыбкой продолжил генерал. – И, как видишь, успешно. И не думай, что всё что ты видишь и слышишь по телевизору правда. Это тоже мы. Тоже мы работаем. И Думский трёп, и заверения в борьбе с коррупцией, и вся эта театральная и прочая попса – это мы. Потому что это время наше! Время наших людей! И в Думе, и в правительстве, и в регионах, везде… Власть сменилась на бывших военных и ментов, а вы и не заметили…
– Мы заметили! – крикнул Свешников. – Мы боремся с вами. И мы уничтожим вас.
– Ещё одна реплика, Свешников, вы – первый труп…
– Ага, только попробуй, только попробуй пальцем тронуть, гнида.
– Майор… – генерал скривился, повернул голову к майору…
– Может всех сразу? – глухо, всё так же без окраски в голосе, переспросил майор.
– Хорошо, через минуту… – согласился Семён Бадаевич. – Я не всё ещё этому сказал. – Генерал вновь отпил из бокала, достал сигарету, щёлкнул зажигалкой. С видимым удовольствием затянулся, не открывая глаз, дым выдохнул в лицо Пастухову.
– Замечу, Пастухов, те, что были с тобой, как и эти, – он небрежно качнул рукой с зажатой в пальцах сигаретой в сторону Свешникова и Вольки, – просто говно, не люди. Извини, пожалуйста, за моветон, в переводе никчёмные людишки. Тупые и ограниченные. Как и ты, в принципе. Потому и получили своё. И эти тоже скоро… Вместе с тобой. – Он помолчал, и неожиданно рассмеялся… Ха-ха-ха! Как колобок… От бабушки ушёл, от дедушки ушёл а от нашего майора никто ещё не уходил… – Генерал как бы расстроено взглянул на майора и небрежно махнул рукой… – Всё. Они мне надоели. Убери их. Только не здесь…
– Лучше при вас. Чтоб вы не сомневались… – Предложил майор.
– Не возражаю. Чтоб мне спокойнее спалось… Правильно! Командуй.
Майор, не глядя на злые лица, особенно глаза обречённых, направленные на него, кивнул генералу, и сунул в рот свисток. На короткий свист, за спинами «гостей» возникли три бойца в камуфляже без опознавательных знаков и масках, надели на всех обречённых наручники. Грубо дёрнув, поставили их на ноги, толкнули к лестнице…
Пастухов остановился.
– Отпусти ребят, – указывая на Свешникова и Вольку, потребовал он. – Не бери лишний грех. Они не причём.
Генерал усмехнулся.
– Нет, дорогой мой, как говорится, кто с мечом к нам пришёл, тот, сам понимаешь… И вообще, одним меньше, одним больше… тьфу, а не грех. – И пригрозил. – Топай давай, а то поползёшь…
Когда нас затолкали в микроавтобус и закрыли дверь, я с опозданием сильно занервничал. Никак не думал, что этим окончится. Никак! Уверен был, что представится случай вырваться. Обязательно! Мы сможем отомстить и генералу, и майору. Майору в первую очередь. Идиоты! Придурки!
Машина дёрнулась и поехала.
Поверили. Кому поверили, кому? Да у него на лбу написано, что он холуй и убийца! И генерал оказывается большая сволочь. Правильно дядя Гриша говорил. Крот он. Своих сдавал. Это же надо! Ай, дерьмо, ай подонок. А мы-то, а мы… Как последние дураки на удочку попались. Поверили. Кому поверили? Это дядя Гриша поверил, расчувствовался, в «слёзы» поверил. Как же… «Вы моего отца из боя вынесли, спасли, я вам обязан, мы с матерью вам по-гроб…» Сволочь! Прихвостень! Актёр, падла… И мы хороши. Я, КолаНикола… Лоханулись… Что делать? Что теперь делать? Нас убивать везут. Нас! Меня!! Я задёргал руками. Разговаривать мы не могли. Каждому налепили скотч от уха до уха… Я попробовал сорвать его, зацепившись щекой за боковину сиденья, но больно ударился, чуть ухо не оторвал, машину подбросило, да и обшивка скользила. Что… Что делать? Наручники врезались в запястья, не снимались. Они мне мешали, я не привык к ним, они лишали меня привычной свободы, действий. Были впервые на моих руках. К тому же, за спиной. Куда нас везут – было не видно. Окна микроавтобуса густо тонированы, водительское место отгорожено стеклом. За рулём был майор, на пассажирском сиденье генерал. В кителе и в фуражке. Ни охраны, ни сопровождения с нами не было. Ни впереди, ни сзади. Мне это показалось странным. Хотя ничего не объясняли, скорее наоборот. Они нас не боялись. Всё было предрешено.