Честь и мужество
Шрифт:
Когда из кабинета вышел взъерошенный парень, Володя взглянул на секретаршу. Та кивнула: заходите!
Смуглолицый человек лет тридцати пяти, сидевший за огромным столом с резными ножками, поднял на Бибишева глаза. Темные волосы, смуглый цвет лица, в ниточку сжатые губы — во внешности заведующего курсами было что-то от героя мексиканских фильмов. Эффектное лицо.
— Слушаю вас, — сказал он не слишком приветливо.
— Бибишев… — Володя протянул удостоверение.
Заведующий мельком взглянул и вернул книжечку с гербом. Встал, протянул узкую ладонь.
— Мангосов.
— Нас интересует ваш курсант, — сказал Бибишев. — Гусев, знаете такого?
— В принципе я знаю всех. В лицо: я веду у них одну из дисциплин. Но кто чем дышит — извините…
— Алексей Гусев замешан в уголовщине. Вернее, в связи с уголовником. Возможно, связь эта случайная, возможно, нет. Вы могли бы охарактеризовать его, хотя бы в общих чертах?
Мангосов задумался.
— Жаль, если так… — негромко проговорил он и опять задумался. — У парня судьба не из легких Когда его зачисляли, я, признаюсь, колебался. А потом решил: надо принять, пусть лучше делом занимается, чем будет в подъездах болтаться. Да, жаль… А в чем он, собственно?..
— Покупал у вора всякую ерунду, зная, что краденая. — Володя махнул рукой. — А! Ничего, конечно, особенного… Если только он не подключил еще кого-то из приятелей по курсам.
— Кто знает… — Мангосов нахмурился. — Если что и было, так наверняка не на самих занятиях. А за пределами нашего заведения мой контроль за ними, увы, кончается.
— Я понимаю… — Володя покивал. — Вы, Игорь Сергеевич, все же подумайте, кто еще способен на подобные штуки. Народ у вас всякий.
— К сожалению, всякий. — Мангосов уперся локтями в стол, положил подбородок на сжатые пальцы. — Честно говоря, не стоило принимать на наши курсы незрелых людей. Школьников, гэпэтэушников. Только один из десяти намерен в будущем стать шофером. И то придется снова учиться — у нас они получают всего лишь любительские права. А зачем они этим пацанам? На папиных машинах разъезжать? Или, чего доброго, на чужих? В прошлом году двух наших курсантов ГАИ изловила — катались на грузовике, который бросил какой-то растяпа. А в позапрошлом один… дай бог памяти… ага, Макарцев, так тот угнал «Жигули», помял об какой-то забор крыло и бросил машину на дороге. Папаша потом расплачивался.
— Однако и в школах учат автоделу, — заметил Володя.
— И в школах, но там так, легонько, да и не во всех школах, к счастью. — Мангосов засмеялся и резко оборвал смех. — Знаете, почему я обрадовался, когда узнал, что вы из милиции? Потому что никак не могу затащить к себе ваших товарищей для беседы с курсантами. Надо моих добрых молодцев изрядно припугнуть. Закона надо бояться, я в этом глубоко убежден. Вернее, бояться его нарушать — будь то превышение скорости, двойной обгон или легкомысленный угон… — Он усмехнулся. — Ишь, я даже в рифму заговорил. Может, вы сегодня у нас выступите? Через пять минут перерыв…
— Что вы, что вы! — Володя даже откачнулся от стола. — Некогда мне, да и… Я передам руководству вашу просьбу. А вы подумайте над тем, что я вам сказал, хорошо?
— Подумаю. — Мангосов изогнул тонкие брови. — Поговорю с преподавателями.
— Значит, ни одного, так сказать, подозрительного… Или нет — неустойчивого назвать не можете? — уточнил Бибишев.
«Туповатый милиционер… — так, наверное, он обо мне сейчас думает», — промелькнула ехидная мысль.
— Давайте дня через два, а?
Володя пожал твердую ладонь и вышел. «Надо было мне быть с ним пооткровеннее, — казнился он по дороге в «Дубки». — А так только время угробил… Впрочем, он обещал подумать. Так что через пару дней и у него, возможно, будет что сказать о своих молодцах. Тогда можно будет и мне открыться».
На турбазе его ждала ошеломляющая новость: час назад Миша Золотавкин выписался из «Дубков».
— Взял чемоданишко, приняла я у него койку — и до свиданьица… — сказала дежурная.
«Вот тебе и операция, — подумал Володя с тоской. — Все коту под хвост». Он позвонил от дежурной на квартиру и услышал в трубке вальяжный бас:
— Квартира Золотавкина.
— Здравствуйте. Мне бы Мишу, — сказал Володя и съежился в ожидании ответа: «Он на турбазе».
— Миша подойти не может. Он болен.
— Он дома, что ли? — чуть не крикнул Володя.
— Дома, но он болен, — строго сказал бас. И положил трубку.
— Тогда еще полбеды, — вслух произнес Володя.
— А какая беда-то? — вытянула шею дежурная.
— Все в порядке, мамаша, — невесело сказал Володя. — До свидания.
…Ему открыл плотный мужчина с мефистофельской бородкой, в голубоватых очках, в засученной до локтя рубашке хаки с погончиками и в джинсах.
— Инспектор уголовного розыска Бибишев, — сказал с порога Володя. Сейчас у него не было настроения деликатничать.
— Превосходно, — неприязненно отозвался человек с бородкой, и Бибишев узнал телефонный бас. — Аркадий Александрович Золотавкин. Я вас ждал… э-э… простите?..
— Владимир Федорович. — Бибишев протянул удостоверение.
— Не надо, — отмахнулся Золотавкин. — Миша мне рассказал.
Повернувшись к Володе спиной, он прошел в комнату. Володя пожал плечами и проследовал за ним. Миши в комнате не было. На полу разлапилась огромная медвежья шкура. Другой шкурой, но белой, видимо, козьей — но уж больно велика она была для обычной козы, — была застелена низкая тахта. Напротив порога, над окном, скалилась бронзовая маска, угол комнаты был наискось отгорожен свисавшей с потолка разноцветной бамбуковой занавеской. Причудливые маски Володя увидел через открытую дверь и в другой комнате. Там, похоже, был настоящий музей.
Аркадий Александрович, заметив, что инспектор оглянулся на маску, уголком дрожащих губ натянуто усмехнулся.
— Бенин, — сказал он. — Мне пришлось там работать. Знаете, где это?
Поскольку Бибишев не знал, он промолчал. Золотавкин еще раз усмехнулся, но уже снисходительно:
— Западная Африка… Но давайте к делу. — И он кивнул на кресло.
— К делу так к делу, — кивнул Володя, садясь. — Говорите, все рассказал?
— Вот именно. Он позвонил мне на работу, сказал, что заболел. А когда я приехал в «Дубки», рассказал. И я забрал его домой…