Честь и предательство
Шрифт:
— Что именно? — невозмутимым тоном осведомился Лэннет.
— Я здоров. Организм очистился от яда.
— Ты и прежде говорил мне об этом. Когда у тебя эйфория, ты готов поверить чему угодно. Так что не обольщайся раньше времени, хорошо?
Посерьезнев, Кейси опустился в кресло.
— Тебе не понять, что это такое, — заговорил он. — В голове словно поселяется нечто… не голос, нет — скорее, какое-то стремление. Оно толкает тебя на глупые поступки, и ты не в силах ему противостоять. Но теперь оно исчезло, я знаю.
— Хотелось бы верить тебе, Кейси. Очень хотелось бы.
— Я причинил тебе много неприятностей. Прости меня, Лэн.
— Ты хочешь сказать, что отныне не будешь делать глупостей?
Кейси выдавил кривую улыбку.
— Как гласит поговорка, близкие люди видят друг друга насквозь. Если со мной что-нибудь случится, ты заметишь это первым. Но насколько я могу судить, моя голова работает как положено.
Лэннету показалось, что с его плеч свалилась огромная тяжесть. Он глубоко, с давно забытым наслаждением вздохнул.
— Твое выздоровление как нельзя кстати. Через два-три часа я выступаю с показаниями перед следственной комиссией. Теперь и ты можешь принять участие в разбирательстве. Дело о сгоревшей деревне близится к концу.
Кейси нахмурился:
— С минуты на минуту здесь появится Матилиса.
— Что ж, займи гостью, пока я буду принимать душ.
— С нетерпением жду возможности рассказать ей, как хорошо я себя чувствую. Что слышно о ходе расследования?
— Капрал Болдан, мой верный сыщик, говорит, что вину за все случившееся свалили на хозяина гостиницы.
— А как же Астара? Неужели ее не нашли?
— О ней даже не упоминали.
— Но если они узнают, что она там была?
— Не узнают, если мы не скажем.
— Мы обязаны рассказать о ней! — заспорил Кейси. — Ей нужно помочь! Она может оказаться в опасности — одна, в пещере!
— Ее там нет. — Лэннет встал и двинулся прочь.
— Откуда ты знаешь? Она не умеет летать.
Лэннет вошел в ванную комнату. В его голосе, гулко отражавшемся от кафельных стен, невольно прозвучало неудовольствие:
— Люди, подобные ей, совершают вещи, которых остальным не понять. Вдобавок я не хочу, чтобы Люмин копался в моих… связях с Взыскующим. Прошу тебя — ни слова об Астаре.
Кейси изумился. Слово «связь» обозначало куда более тесные отношения с запретным культом, чем он подозревал.
Лэннет захлопнул за собой дверь. Оказавшись наедине с собой, он прижался лбом к холодной стене, медленно, раздраженно постукивая по ней огромным кулаком с побелевшими костяшками пальцев. Подставив тело жалящим струям воды, он пробормотал:
— Будь ты проклят, Кейси. Ты заставляешь меня почувствовать себя стариком. Ты моложе меня меньше чем на десять лет, но ничего не понимаешь.
Мучительные вопросы теснились в его голове. До какой степени должен быть близок жизненный опыт людей, чтобы они могли считаться друзьями? Нужно ли, чтобы Кейси в полной мере постиг человеческую лживость и двуличие, привык к воплям умирающих, научился определять, сколько осталось жить человеку с выпущенными кишками? Какова мера жестокости, неблагодарности и алчности, которые двое мужчин должны проявить по отношению друг к другу, чтобы считать себя «близкими» людьми, «видящими друг друга насквозь»?
Лэннет намылился и принялся с силой растираться мочалкой.
Завернувшись в полотенце, он вышел из ванной и замер на месте, увидев капрала Болдана, стоявшего рядом с Кейси. Двое Стрелков обменялись быстрыми понимающими взглядами. Лэннет молчал, ожидая доклада.
— Капрал говорит, что заседание
— Проклятие! — Лэннет натянул форменную рубашку и сдернул с вешалки брюки. — Кто отдал этот приказ?
— Сам командор Этасалоу, — ответил Болдан.
Пока Лэннет одевался, в комнате царила тишина. Кейси смотрел на него, удивляясь тому спокойствию, с которым капитан воспринял дурную весть. Казалось, его куда больше беспокоят складки на брюках и мундире, нежели грядущее решение Комиссии, которое вполне могло погубить его карьеру. Сам принц лихорадочно размышлял, перебирая возможные варианты развития событий. Больше всего он опасался, что кто-нибудь узнает о том, что он проспал отчаянную схватку Лэннета с кейпами. В глубине души он понимал, что ни в чем не виноват, но от этого ему было не легче.
На его родной планете воина, покрывшего себя позором, ожидал бы королевский приказ с требованием совершить ритуальное самоубийство.
Дерус. Кейси невольно обратился мыслями к брату. Даже если Дерус поверит рассказу об отравленном бренди, он может обернуть события той ночи к собственной выгоде. Впрочем, это было бы бессмысленно. На висках Кейси выступил пот. Дерус знает, что он никогда не станет оспаривать его власть. Во всяком случае, должен знать.
Охранники, стоявшие у входа в серое каменное здание, тщательно сняли отпечатки пальцев и просканировали радужные оболочки глаз пришедших. Кейси и Болдан буравили стражей оскорбленными взглядами. Лэннет воспользовался заминкой, чтобы осмотреть одно из немногих зданий имперской администрации, в которых он еще не бывал. По утверждениям пропагандистов Гвардии, оно было выстроено в стиле древних замков легендарного Дома. Зубцы на стенах и цилиндрические башни годились только для обороны в случае непосредственного штурма. Современное оружие в считанные минуты сровняло бы «замок» с землей. Лэннет словно наяву представлял себе, как сверхзвуковые ракетометы с легкостью пробивают бреши в гладких отполированных лазером гранитных блоках.
В сопровождении четырех охранников Лэннет и его спутники вошли в здание. Тут их ожидало очередное унижение: гвардейцы носили наплечные кобуры с плазганами. Болдан то и дело издавал гневные восклицания, обращаясь к капитану и принцу. Кейси шагал, кипя от злости, вздернув подбородок и сузив глаза. Лэннет размышлял о причинах столь вопиющей враждебности. Этасалоу никогда и ничего не делал просто так.
Внезапно голос Кейси оторвал его от раздумий. На шее Лэннета дыбом поднялись волоски. В словах принца он уловил специфическое выражение и ритм. Еще ни разу Кейси не говорил при нем таким тоном, но Лэннет знал эту манеру, которая в традициях Паро называлась Речью Весенних Листьев. Прислушиваясь к голосу принца, Лэннет в полной мере осознал значение этого термина. Язык Весенних Листьев отличался холодной формальностью, слова произносились в замедленном темпе, пониженным голосом, с особым ударением. Эта перемена была почти незаметна для уха чужаков, но грозила им весьма серьезными последствиями. Лэннету на ум пришло сравнение с затишьем перед бурей, с лесом, тревожно бормочущим что-то на едва заметном ветру. Обратившись к языку Весенних Листьев, Кейси явно давал понять, что он уязвлен до глубины души. Теперь любое неудачно сказанное слово, неправильно понятая улыбка могли спровоцировать бешеный взрыв. Однако внешне принц оставался совершенно невозмутимым.