Честь и предательство
Шрифт:
— Меня все больше удивляет щедрость командора Этасалоу, — говорил тем временем Кейси. — Судя по началу церемонии, в конце нас ждет весьма обильный стол. Я не премину ответить ему такой же любезностью. — Он с издевкой воспроизвел тщательно культивируемый акцент командора, произносившего свою фамилию с легким придыханием на среднем слоге: «Этас-ха-лоу».
Лэннет промолчал. Он боялся Этасалоу и не стеснялся признаться себе в этом. Командор ненавидел Стрелков, а во всей империи не нашлось бы более влиятельного, злопамятного и неразборчивого в средствах человека.
Уже
На одном из перекрестков навстречу группе вышли еще два охранника. Небрежно отдав честь, они с явным вызовом потребовали предъявить пропуска. Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения Лэннета. Он смерил ближайшего стража неподвижным ледяным взглядом.
— Уж не собираетесь ли вы обыскать меня? Только попробуйте — и я разнесу вот эту дверь вашей безмозглой головой. — Он шагнул вперед, и охранник побледнел. — Открывайте, — велел Лэннет. — Иначе я дам волю гневу. Вам придется вставить новые зубы, а вашу физиономию не узнает даже родная матушка.
Дверь распахнулась настежь. Лэннет вошел в узкое длинное помещение без окон. Тяжелая дверь с глухим стуком закрылась за его спиной. Ослепленные лучами трубок дневного света, трое пришедших обвели комнату прищуренными глазами.
У дальней стены стоял простой стол. За ним в креслах с прямыми высокими спинками сидели командор Этасалоу и три офицера Гвардии.
— Никакая это не Комиссия, а кучка законченных мерзавцев, — пробормотал Кейси, стоявший рядом с Лэннетом. — Вся банда в сборе: командор и его заместитель, Управляющий Вед, а вон тот дегенерат с накачанными мышцами — шеф охранной службы Орек.
— Кейси, ты взвинчен до предела. Будь добр, держи себя в руках.
Более всего Лэннета пугали не люди за столом и не колючие, полные самомнения взгляды, которыми они мерили представшую перед ними троицу, а пухлые книги, лежавшие перед каждым из них. Это было «Уложение о порядке», единый свод законов для всех вооруженных формирований империи.
Словно угадав мысли Лэннета, Болдан хрипло зашептал ему на ухо:
— На кой дьявол им «униженные и поротые», капитан? Мы что — арестованы?
Оставив вопрос капрала без внимания, Лэннет выступил вперед и отдал честь:
— Капитан Лэннет и капрал Болдан явились по вашему приказанию, командор. Принц Кейси прибыл в согласии с вашей просьбой.
Командор поднялся на ноги. В отличие от остальных офицеров, носивших темно-синие мундиры Гвардии, он был облачен в костюм жреца Люмина. Он был самым низкорослым из четырех, но фанатический блеск глаз и величественная осанка командора затмевали даже его красочное одеяние, состоявшее из оранжевой рубахи с открытым воротом и длинными рукавами, брюк чуть более теплого оттенка и легкого желтого
— Капитан Лэннет, вам предоставляется возможность избежать судебного разбирательства, — хорошо поставленным голосом заговорил он. — Как вы, вероятно, слышали, у нас нет улик, которые связывали бы вас с пожаром в деревне лесорубов. И тем не менее, как вы объясните тот факт, что в двух домах, в том числе в гостинице, где вы провели ночь, были обнаружены трупы кейпов, четыре из которых, как показала патологоанатомическая экспертиза, погибли от ранений, а не от огня? Как вы считаете, откуда у них оказался аппарат, погубивший остальных во время сна?
Прежде чем ответить, Лэннет выдержал паузу. Он ждал, что командор упомянет об электронных имплантах. В комнате повисла зловещая тишина. Наконец Орек насмешливо осклабился и сказал:
— Двое из них были ранены в спину. Не сомневаюсь, что это дело рук нашей залетной пташки, юного принца. Все знают, что удар сзади — любимый прием паровианцев. Остается лишь выяснить, каким образом вы заманили в гостиницу этих вонючих тварей. — Он широко улыбнулся Кейси. — Догадывались ли вы, что все они — самцы? Или вам это было безразлично? Ходят слухи, что в вашей семейке получили распространение тайные пороки…
Лэннет толкнул Кейси локтем и торопливо шепнул ему:
— Орек тебя провоцирует.
Только однажды он видел на лице Кейси это выражение — когда ранил его в руку во время тренировки, и яростный нрав паровианского аристократа взял верх над благоразумием.
Кейси разразился гневными восклицаниями, в которых Лэннет разобрал лишь два слова:
— …День Памяти!
Чувствуя, как его внутренности стягиваются тугим клубком, Лэннет с мольбой протянул руки к Этасалоу:
— Командор, принц Кейси…
— Тишина! — оборвал его Этасалоу. — Вы будете говорить, только когда вам прикажут. — Он повернулся к Кейси и холодно произнес: — День Памяти? Я не понимаю вас.
Верность дисциплине и отчаяние заставили Лэннета умолкнуть. Проклятые слова произнесены, и теперь уже ничего нельзя поправить. Глаза судей горели торжеством. Гнусное оскорбление имело целью заманить принца в ловушку, и наивный юноша не сумел ее разгадать.
Кейси ткнул пальцем в сторону Орека и заговорил на языке Весенних Листьев, выдававшем его непоколебимую решимость:
— Прародитель учил нас, что бесчестный человек не имеет права жить. Господин Орек только что уронил свою честь и должен умереть. Как аристократ Паро я желаю сойтись с ним в смертельной схватке на Дне Памяти и убить этого негодяя.
Улыбка застыла на лице Орека, превратившемся в каменную маску. Извилистая голубая вена, пульсировавшая на его горле, стала красной.
— Похоже, правосудие все-таки свершится, капитан, — сказал Этасалоу, обращаясь к Лэннету. — Многие люди уверены, что расплата за их злодеяния никогда не наступит, а если это и произойдет, они будут отвечать только перед своей совестью.