Честь имею представить - Анна Каренина
Шрифт:
– Но ведь я дружила с этой дамой. Нельзя же пренебрегать дружбой.
– В последнее время у вас был разлад.
– У меня, вероятно, был тяжелый характер. Ни с кем я не уживалась...
– Дело в том, что примерно за месяц до так называемого вашего превращения вы предложили ей продать ее дом, а нашу квартиру сменить на большую площадь, так, чтобы она жила с нами.
– И она не согласилась?
– Дело еще в том, что вы хотели усыновить ее внука.
– Час от часу не легче!
Ветровое стекло покрылось мелкими брызгами, пошел дождь. Щелчок - и заработал механический "дворник". Анна, глядя в размытый полукруг, размышляла. Купцова - эгоистичная, тщеславная женщина - делает научную карьеру, отказывается от мужа, заводит связь с кинорежиссером, а потом, когда ее утверждают на главную роль, отказывается от съемок, делает попытку усыновить чужого ребенка и доводит своего любовника до смертельного шока. Сумбур! Мелькнула догадка:
– Я сама не могла иметь детей?
– Если вы сомневаетесь в своей физической полноценности, можете успокоиться: вы и сейчас можете нарожать кучу потомства.
– Почему же у нас не было детей?
– Сперва я не хотел, поскольку наша жизнь еще не благоустроилась, а потом... вы сами отказались.
– Чтобы впоследствии усыновить чужого ребенка?
– Не знаю... Не понимаю...
По-видимому, этот разговор раздражал Глухова, хотя внешне он по-прежнему сохранял спокойствие. Он повел машину в обгон грузовика-фургона. Анна увидела за боковым стеклом совсем близко от себя деревянный борт весь в белесых потеках и грязное колесо. В этот момент грузовик вильнул, и Анна, инстинктивно зажмурившись, прижалась к Глухову. Грохнул удар. Глухов резко затормозил. Анна открыла дверцу и почувствовала боль в плече. Она вышла на тротуар и остановилась, чувствуя приступ дурноты. Глухов, скользнув по сиденью, выскочил вслед за ней, обхватил ее бережно:
– Что с тобой?
Она подняла взгляд, увидела совсем близко его тревожные, почти отчаянные глаза и опустила веки.
– Нет, ничего, Алексей, - сказала она еле внятно.
Медленно проходил испуг, она стояла, не двигаясь, и так покойно ей стало в этом нежном и покровительственном объятии. Может, и не надо больше думать о прошлом и настоящем, а во всем довериться этому человеку. Извечное стремление женщины принадлежать мужчине: жажда покровительства даже в самой волевой, самой свободной женщине... Но в сознании был другой образ, и Анна отстранилась. Глухов отпустил ее.
– Что у тебя? Дай я...
– Он вынул из кармана платок.
И только тут Анна почувствовала на щеке ползущую теплую струйку. Она взяла окровавленный платок из его руки:
– Ничего, царапина.
Глухов с невозмутимым видом смахнул тряпкой осколки стекла с сиденья и сел за руль. Анна села рядом. Кто-то из прохожих заглянул через выбитое стекло.
– Вам надо в травматологический пункт, - услышала Анна совет, но Глухов дал газ, и они поехали дальше.
– Может быть, действительно заехать в травматологический?
– спросил он.
– Нет, ничего.
– Анна рассматривала лицо в карманное зеркальце.
– Царапина маленькая, и плечо немного ушибла. Я, кажется, назвала вас Алексеем?
Глухов усмехнулся одними уголками губ:
– Каренин, как и Вронский, тоже был Алексеем.
Анна, держа в руке зеркальце, посмотрела сбоку на Глухова. Опять он стал механизмом. Но это не Каренин. Она еще чувствовала его бережно обнимающие руки. Этот человек мог быть и страстным и нежным. Могла ли она быть счастлива с ним? А с Игорем? Нет, не Вронский ее удерживает. Купцова. Это она, насильственно внушив ей какие-то свои категории, сковала ее действия, мысли, желания. Она держит ее в этом психологическом пространстве, лишая ее собственной воли. Зачем? Создав для себя толстовский образ, она отказалась от роли в кино. И, отказавшись от естественного материнства, пыталась усыновить чужого ребенка. Зачем? Зачем? Как понять?
Это был тот самый полковник милиции, которого она видела в отделении во время своего побега из клиники института. Без милицейской фуражки он выглядел старше. Глубокие лоснящиеся залысины, лоб в морщинах, взгляд неподвижный, как будто работа ему до смерти надоела.
– Дело уже закрыто, - сказал он, поставив локти на стол и сцепив пальцы.
– Но это новая улика.
– Против Купцовой?
– Да.
– Значит, против вас.
– Да. Я - Купцова.
– Научные эксперты утверждали, что хотя вы психически абсолютно здоровы, однако не можете отвечать за поступки женщины, которой были прежде, поскольку у вас полностью изменена психика.
– Изменился состав преступления. Следствие трактовало это как несчастный случай. Но последние наши исследования показали, что эмоциональная накладка на существующую связь недопустима, так как приводит к смертельному шоку. Значит, это было убийство.
– Вы сами сказали, что исследования проведены в последнее время. Значит, Купцова об этом не знала, и убийство было непреднамеренным.
– Непреднамеренное, но все же убийство.
– Я не вижу. причин возобновлять следствие. Скажите, зачем вам это нужно?
– Я пользуюсь всеми правами, которых добилась Купцова. Меня, правда, понизили в должности, поскольку я не обладаю ее знаниями, но у меня ее диплом, я живу в ее квартире, пользуюсь ее вещами. Она совершила убийство, и я отвечаю за него.
– Моральный фактор. Юриспруденцией вообще не предусмотрен ваш случай.
– Что же мне делать?
– спросила она.
Полковник не отвечал. Он пристально изучал Анну.
– Как же мне жить?
– спросила она.
– Живите как живется.
– Вы сказали о моральном факторе. По-русски это называется - грех. Кто ж его снимет с меня?
– Я, - после паузы ответил полковник.
– Как это?
– А вот так. Снимаю с вас моральную ответственность за преступление, совершенное Купцовой. Точка. Вас устраивает?
– Не знаю...
Полковник улыбнулся:
– Я говорю серьезно. Снимаю с вас моральную ответственность и беру ее на себя. Беру на себя все грехи Купцовой.
– Зачем?
Полковник все улыбался.
– Просто вы мне нравитесь, Анна Каренина.
Анна сухо поблагодарила и вышла из кабинета. Игорь ждал ее в условленном месте у памятника Пушкину на Площади искусств. С деревьев сухо падали листья. Игорь сменил наконец свои любимые джинсы на такие же узкие брюки. Поверх свитера на нем была красная куртка.