Честь имею представить - Анна Каренина
Шрифт:
– Значит, я имела на него влияние?
– Да, вы умели влиять. Вы умели быть обаятельной, когда это вам было нужно. Я сама в этом убедилась, когда встретила вас на одном банкете в институте.
– Я до самого конца была его любовницей?
– Нет, Федор порвал с вами, когда узнал, что у вас еще с кем-то связь.
– Еще связь... Значит, на самом деле я не любила Федора?
– Я не думаю, чтобы вы вообще кого-то любили. Вы любили только себя. Вы быстро сделали карьеру, вы нравились мужчинам, и это вы использовали в своих целях...
– Я была способным ученым?
– Каким бы способным ни был человек, он должен считаться с другими.
– Как относился ко всему этому Глухов?
– Я думаю, он превыше всего ставит свою работу. Я мало его знала, но он казался мне очень сухим человеком.
– А что произошло в последнее время?
– В последнее время? Федор пошел на примирение со мной, и я, конечно, как дура, поддалась. Я никогда не умела быть самостоятельной, потому и жизнь вся кувырком.
– А что было со мной?
– О, вы не давали Федору покоя. Вы постоянно ввонили ему, вы преследовали его. Вы никак не могли примириться с мыслью, что вас кто-то может бросить. Я даже боялась вас. Мне казалось, вы готовы на все.
– А вам не приходила в голову мысль, что я специально довела его до смертельного шока?
Галина испуганно посмотрела на Анну:
– Не думаю. Вы никогда не допускали ничего такого, что могло повредить вашей карьере.
– Я очень благодарна, что вы мне это все рассказали.
– Мне надо идти. Тут, в саду, моя дочь с соседкой гуляет. Нам пора домой.
– Можно мне посмотреть на вашу дочь?
Галина поколебалась.
– Что ж, пойдемте, если хотите.
Пятилетняя Оля ехала по садовой дорожке на велосипеде. Анна сразу узнала в ней ту девочку с мячиком, которую видела перед "Юбилейным". Оля слезла с велосипеда и бросилась к матери.
– Познакомься, Оля, это... Анна Аркадьевна, - запнувшись, сказала Галина.
Девочка склонила голову набок и смущенно завозила пяткой по земле. Анна уже знала, что современные дети не умеют ни кланяться, ни делать реверанс, ни даже просто знакомиться.
Анна склонилась к ней:
– Отчего у тебя коленки такие грязные?
Девочка пригляделась к симпатичному лицу Анны и перестала стесняться:
– Они у меня не грязные, а ушибленные.
– Упала?
– Упала.
– Заплакала?
– А вот и нет! Некоторые мальчишки тоже плачут, а я нет.
– Правильно. Я тоже стараюсь не плакать, когда больно.
– А вы хотите цветочек?
– Хочу.
– Я бы сорвала, но милиционер оштрафует.
– А у меня есть деньги. Я заплачу штраф.
Девочка засмеялась - чем-то похоже на Сережу...
Анна проводила Галину с Олей до их улицы, на прощанье сказала:
– Если мне понадобится вас еще увидеть, вы не будете возражать?
– Пожалуйста, - и Галина даже попыталась улыбнуться, звоните.
Анна вернулась домой в одиннадцать часов, по было еще совсем светло: едва минула пора белых ночей. Она открыла дверь своим ключом и услышала звуки фортепиано. Это не могло быть радио: звук был слишком чистым. Вероятно, у Глухова кто-то был. Анна не хотела никого видеть и решила сразу пройти в свою комнату, но потом подумала, что по правилам даже современного этикета следует показаться гостям, и вошла в гостиную. Глухов был один. Он сидел перед низким пианино и при ее появлении оборвал игру. Для нее было неожиданностью, что он играет.
– Я была у них.
– У Киянов?
Анна кивнула.
– Надеюсь, они приняли вас со всею светской любезностью?
– Возможно, по современным понятиям, это и была светская любезность. Во всяком случае, я многое узнала о себе.
– Знание - это светоч разума.
На какой-то миг в его взгляде отразилось страдание, но он тотчас опустил глаза в нотную тетрадь. Почувствовав неловкость, Анна спросила:
– Что вы играли?
– А как вы думаете - что это?
– Он посмотрел на нее, взгляд его был по-прежнему спокоен.
– Я бы сказала - это похоже на Шопена.
– Это Григ.
– Новый композитор?
– Он писал на рубеже веков. Каренина могла его знать, но Купцова его недолюбливала, вероятно поэтому она и не включила его в ваше сознание.
Анна почти физически почувствовала тот интеллектуальный круг, в который замкнула ее эта женщина.
– А мне понравилось это, - сказала она, - похоже на Шопена.
– У Грига много шопеновских интонаций; прозрачность, недосказанность. Купцовой нравилось все конкретное.
Анна с трудом втягивалась в работу института. С утра она самостоятельно изучала электродинамику, потом занималась электроникой с Верой и нейрофизикой с Глуховым. Перед обедом она уходила в мастерскую и с помощью обычного электропаяльника по стандартным чертежам лепила многокаскадные контуры, которых требовалось бесчисленное множество. Молодые радиотехники - веселые парни и девушки - охотно помогали ей разобраться в схемах, и хотя эти молодые люди относились к ней сперва настороженно и как-то странно переглядывались при ее появлении, Анна вскоре подружилась с ними. Она отдавала себе полный отчет в отношении к себе окружающих и была преисполнена упорного желания войти на равных в жизнь коллектива. После обеда она усваивала электронную аппаратуру. Вникать в ее принципы она пока что и не пыталась, но ведь пользоваться готовой аппаратурой проще, чем строить ее. Пользуются же люди воздушным транспортом, не имея понятия об устройстве авиационного двигателя.
И все же иногда, особенно после обеда, возникало желание велеть подать коляску и отправиться на прогулку по Невскому или пешком пройтись по Морской, зайти в какую-нибудь кондитерскую...
Она теперь часто встречалась с Игорем. Они вместе ходили на концерты. Анна быстро усвоила эстрадную музыку. Поначалу ее смущали синкопы, бешеные ритмы, ударники. Но она взяла в привычку анализирогать новые явления, и вскоре поняла, что за исключением манеры исполнения, ритма и введения новых инструментов, легкая музыка за последние сто лет ничуть не изменилась: те же принципы оркестровки, та же гармонизация, те же мелодические обороты. Даже новинки поп-музыки оказывались безнадежно старомодными. Зато серьезная симфоническая музыка совершила гигантский скачок. Они слушали в Большом зале филармонии симфонию Белы Бартока. Сперва Анна ничего не понимала, ей были мучительны необычные сочетания звуков, она была попросту оглушена. Но потом она уловила знакомые ощущения нового мира.