Честь самурая
Шрифт:
— Оэцу!
— Да? — донесся из кухни голос жены.
— Посмотри, кто к нам стучится!
— Может, опять ежи топают?
— Нет, кто-то в ворота стучит.
Вытерев руки, Оэцу вышла и тут же вернулась.
— Монах из Комёдзи. Он привел Хиёси. — Тень недовольства пробежала по ее молодому лицу.
— Ага, — сказал Дандзё, ожидавший чего-то в этом роде, и рассмеялся. — Похоже, Обезьяну выгнали взашей.
Дандзё выслушал подробный рассказ монаха о случившемся. Дандзё платил за обучение Хиёси, поэтому ему
— Коли из него не получится монаха, ничего не поделаешь. Отправим его домой в Накамуру. Вы не обязаны держать его в храме. Сожалею, что он доставил всем столько хлопот.
— Пожалуйста, сообщите всю правду его родителям, — попросил монах.
В обратный путь он зашагал веселее, словно сбросил с плеч тяжелую ношу. Хиёси остался один. Он с любопытством огляделся по сторонам, гадая, в чей дом попал. По дороге в храм он не заходил к Дандзё, да ему и не сказали, что его родственники живут по соседству.
— Ну что, парень, ты уже ужинал? — с улыбкой спросил Дандзё.
Хиёси покачал головой.
— Вот рисовые колобки. Угощайся!
Набив рот, Хиёси осмотрелся и заметил копье, висевшее над входом, и кожаные доспехи, а затем изучающе уставился на Дандзё.
А тот тем временем размышлял: «Неужели Хиёси и впрямь ни на что не годен?» Ему мальчик не показался глупым. Он прямо посмотрел в глаза гостя, но тот не отвернулся и не потупился. Ничто в нем не говорило о недостатке ума. И он дружелюбно улыбался Дандзё.
Наконец Дандзё, выиграв игру в гляделки, расхохотался:
— А ты подрос! Помнишь меня, Хиёси?
В памяти Хиёси всплыл туманный образ самурая, который четыре года назад положил ему руку на голову.
Дандзё, как это было заведено у самураев, ночевал обычно в замке Киёсу или на ратном поле. Изредка ему удавалось побыть дома с женой. Вчера он неожиданно приехал домой, а уже завтра ему предстоял путь в Киёсу. Оэцу не знала, сколько месяцев ей придется ждать новой встречи с мужем.
«Злополучный ребенок», — подумала Оэцу. Прибытие Хиёси оказалось весьма некстати. Она в растерянности глядела на мальчика. О чем только думают ее родные? И неужели это действительно ее племянник?
Она услышала пронзительный голос Хиёси из комнаты мужа:
— Это ты был тогда на берегу реки! С отрядом самураев! На коне!
— А, вспомнил?
— Конечно! — И он продолжил уже смелее: — Выходит, мы с тобой родственники. Ты помолвлен с младшей сестрой моей матери.
Оэцу со служанкой отправились за подносами. Оэцу раздраженно прислушивалась к речи племянника, говорящего по-деревенски громко. Раздвинув фусума, она позвала мужа:
— Обед готов.
Дандзё и мальчик в тот момент мерились силой на руках. Лицо Хиёси налилось краской, тело напряглось. Дандзё тоже был увлечен поединком, как ребенок.
— Обед? — рассеянно переспросил он.
— Стынет ведь.
— Ну, так поешь сама. Этот мальчуган — крепыш. Мы славно забавляемся. Ха-ха-ха! Да, чудный малый!
Дандзё, покоренный непосредственностью Хиёси, с головой ушел в игру. Хиёси, умевший подружиться с кем угодно, разве что не таскал дядюшку за нос. От состязания на руках они перешли к фигурам на пальцах, потом стали передразнивать друг друга. Детские шалости продолжались, пока Дандзё не нахохотался до слез.
На следующий день, перед отъездом в замок, Дандзё, к явному неудовольствию жены, предложил:
— Слушай, если его родители не против, может, оставим Хиёси у нас? Не думаю, что от него будет прок, но он забавнее домашней обезьянки.
Оэцу решила отговорить его. У садовых ворот она сказала мужу:
— Нет. Зачем докучать твоей матери. Пустая затея.
— Ну, как знаешь.
Оэцу понимала, что стоит мужу уехать из дому, как все его мысли сразу же поглощаются службой и бесконечными битвами. «Вернется ли он живым? — подумала она. — Почему для мужчины так важно прославиться?» Оэцу провожала его взглядом, грустно представляя долгие месяцы одиночества. Закончив дела по дому, она повела Хиёси в Накамуру.
— Доброе утро, госпожа, — приветствовал Оэцу встретившийся по дороге путник.
Он походил на купца, владеющего большим делом. На нем была накидка из дорогой ткани, кожаные таби с узором из цветков вишни, за поясом короткий меч. Добродушный на вид человек, лет сорока.
— Вы жена господина Като, верно? Куда держите путь?
— К сестре, в Накамуру. Веду домой этого мальчика. — На всякий случай она покрепче сжала руку Хиёси.
— Ах, этого молодого господина! Это его выгнали из Комёдзи?
— А вы уже знаете?
— Ну разумеется. Я, собственно говоря, как раз из храма возвращаюсь.
Хиёси тревожно огляделся по сторонам. Его никогда не называли молодым господином. От стыда за выходки в храме он покраснел.
— Неужели вы ходили в храм из-за него?
— Да. Монахи сами явились ко мне с извинениями за то, что курильница, которую я пожертвовал храму, разбита.
— И конечно, разбил ее этот дьяволенок!
— Ну что вы, не стоит так говорить. С любым может случиться.
— Говорят, что это редкая и прекрасная вещь.
— Самое обидное, что это творение рук Городаю, которого я сопровождал в путешествии в страну Мин.
— Кажется, его еще называли Сёндзуй.
— Да. Несколько лет назад он скончался от болезни. После его смерти было изготовлено много всевозможной утвари из сине-белого фарфора с печатью «Сделано Сёндзуем Городаю», но все это подделки, жалкие подражания. Единственный мастер, побывавший в стране Мин и освоивший искусство тамошних гончаров, обретает, увы, в ином мире.