Честь воеводы. Алексей Басманов
Шрифт:
— Веди сотню на рысях к лесу. Я иду следом.
— Понял, воевода, — ответил Тихон.
Сотский и молодой воин Филипп, который был посыльным при Алексее, подождали, пока сотня вытянется из рощи, и лёгкой рысью двинулись следом. Алексей думал, что делать дальше. Он понял, что мурзу и его воина нужно немедленно отправить в стан к князю Оболенскому-Большому и поручить это важное дело Донату и его ратникам. Решив так, Алексей соскочил с коня и, держа его за повод, лёг на землю, прислушался. Степь глухо гудела. «Идут басурманы!» — мелькнуло у Алексея. Испытывать судьбу он не хотел. Вскочив в седло, крикнул Филиппу:
— Давай, друг, летим вперёд! Орда близко!
Спасительный лес приближался. Вот он
А за спиною у воинов Алексея, уже в виду рощи, заполонив обозримое пространство, двигалась на рысях орда.
Отправив Доната и десять его воинов с пленными в Козельск, Алексей повёл своих ратников лесными опушками обочь орды. Он должен был убедиться в том, куда движется крымская сила — на Москву или на Литву.
В эти же дни от Козельска на запад шла сотня шестого полка — летучего ертаула, — ив ней за сотского шёл сам тысяцкий князь Василий Голубой-Ростовский. Он уже водил сотню до Епифани, но разведка была напрасной. Орда ни к Туле, ни к Рязани не приближалась. И князь Дмитрий Шуйский отправил Василия с сотней в направлении на Рославль. Василий Голубой-Ростовский принял распоряжение как должное и повёл сотню на поиски ордынцев на западных рубежах державы.
Совсем по-другому отнёсся к походу сотни на запад князь Иван Шигона. Оставаясь рядовым ратником, он, однако, верховодил в сотне, и никто, даже князь Голубой-Ростовский, ему не перечил. Он помнил прошлые услуги князя Шигоны и был к рядовому ратнику Шигоне почтителен. Узнав от князя Василия задачу сотни, Иван Шигона задумался о том, чтобы выжать из похода на Рославль свою корысть. Ещё в ту пору, когда великий князь Василий расправился с его дядей князем Василием Шемячичем, государем крупного и сильного Новгород-Северского княжества, Шигона затаил жажду кровного мщения за дядю. Со временем жажда источилась, но внутри где-то остался яд кровной мести и ожидал своего часа. Теперь этот час настал, счёл Шигона. Оставалось лишь исполнить малый замысел. Он был прост: уйти в орду, там же просить хана Саадат-Гирея о милости, чтобы дал ему тысячу воинов восстановить в Новгород-Северском родовую власть Шемячичей. Князь Шигона имел основание обратиться с просьбой о помощи. Он напомнил бы ему о том, как шесть лет назад Василий Шемячич помог крымскому хану Мухаммеду-Гирею подойти к Москве незамеченным. Знал Иван Шигона и то, что в Новгород-Северском бояре и дворяне очень недовольны великокняжеским наместником Евдокимом Бельским. Сказывали, что он люто свиреп и корыстен. Потому Ивану Шигоне было на кого опереться в борьбе за княжеский престол. И теперь Шигона торопил-понукал молодого князя Василия Голубого-Ростовского.
— Как первым встретишь орду и дашь знать воеводам, тебе честь и хвала, — щекотал Шигона честолюбие Ростовского.
— Так-то оно так, — соглашался князь Василий, — токмо встретившись с ордой, можно и не разминуться.
— Полно, князь-воевода, нам ли бояться орды, ежели мы у себя дома и в любом лесу можем укрыться, — утешал Ростовского Шигона.
Хитрый придворный князь убедил-таки воеводу Василия идти навстречу орде скорым маршем. Согласившись с Шигоной, Ростовский рассуждал просто: чем раньше он разведает движение крымчан, тем скорее избавится от риска быть подмятым ордой.
В эти же дни, простояв в дозоре сутки и получив весточку с гонцом от Алексея, Фёдор повёл свою сотню по пути Басманова. Это было легко: на весенней мягкой почве следы конников отпечатались чётко. К ночи Фёдор привёл сотню к той рощице у реки, где Басманов и его воины отдыхали. И здесь Фёдор отметил, что от рощи сотня Алексея пошла не на юг, а на запад. От поворота Фёдор гнался следом за Алексеем ещё полный день. К вечеру он добрался до степного села, встретил тиуна и спросил, были ли русские воины в селе.
— Были, воевода-батюшка, и ночь провели, а поутру на Литву пошли.
Колычев задумался: почему Алексей прервал путь на юг и пошёл на запад? Но ответа у него не было. Он решил, что у друга явилась определённая цель. Значит, надо спешить на соединение. Однако Фёдор не преминул спросить тиуна:
— Тебе, отец, старшой говорил что-нибудь про ордынцев?
— А как же! Умный воевода, дал совет быть настороже. Сказывал, что орда идёт, а куда, на Москву или в Литву, ещё неведомо.
Не пытаясь разгадать причину, побудившую Алексея искать орду на западе, Фёдор решил, что тот действует не с кондачка, и понял, что придётся забыть о ночном отдыхе и догнать Алексея во что бы то ни стало. Подъехав к сотне, которая остановилась на сельской площади, Фёдор произнёс:
— Вот что, браты, отдыха нам ноне ночью не будет. Идём догонять сотню Алексея Басманова. Без нас им придётся худо.
Воины приняли сказанное сотским как должное. Многие из них, пользуясь короткой остановкой, потянулись к перемётным сумам, дабы достать из них съестное, дать коням овса. Фёдор понял желание ратников и велел всем спешиться и перекусить, покормить коней.
Но встретиться сотням Фёдора и Алексея в этой напряжённой скачке по весенней степи не удалось. Зато состоялась другая встреча, для Фёдора Колычева довольно важная. Она была скоротечная в час наступления орды, но не прошла бесследно для Колычева и Басманова.
К этому времени хан Саадат-Гирей уже знал, что он не остался незамеченным русскими воинами передовых отрядов. Место схватки дозора мурзы Аппака было найдено ордынцами. А то, что там не нашли трупа мурзы, говорило хану Саадат-Гирею о пленении Аппака. Хан не ждал такого плохого начала. Он прогневался, и, будь Аппак рядом, не сносить бы ему головы. Совершив ещё один дневной переход на северо-запад, хан повернул орду на восток и двинулся к рубежам Московии.
Сей манёвр орды был замечен ратниками Колычева. И он поспешил отправить в стан под Козельск гонцов, дабы предупредить о движении орды к границам державы. Теперь настало время подумать о безопасности своих воинов. Встреча с передовыми отрядами орды грозила сотне гибелью, и, прервав короткую трапезу, Фёдор повёл её к своим рубежам.
Этой ночью князь Иван Шигона тоже не думал об отдыхе. Ещё ранее, смутив трёх ратников, относившихся к нему почтительно, прелестью новой жизни в Новгород-Северском, Шигона увёл их ночью навстречу орде. Ночь была холодной, шёл дождь. Однако четыре всадника мчались по степи рысью, и дождь не стал им помехой. Когда ночь перевалила на вторую половину, Шигону и его спутников отделяло от орды каких-то два часа пути. Но беглецам-перелётам не удалось одолеть оставшийся путь. Навстречу Шигоне приближалась сотня Фёдора Колычева.
Шигона первым услышал конский топот и обрадовался: «Крымчане! Крымчане!» — твердил он. Но вскоре чуткое ухо услышало обрывки русской речи. В мгновение он свернул с дороги, хлестнул коня и, крикнув: «За мной!», — помчался влево от степной дороги.
Фёдор и десятский Касьян, ехавшие впереди сотни, заметили всадников. Те показались им подозрительными.
— Перелёты! Достать их! — приказал Фёдор Касьяну и ринулся наперерез.
За Фёдором помчались Касьян со своими ратниками, и началось преследование. Кони у беглецов были резвее, и они уходили всё дальше. Однако судьба проявила к ним немилость. На пути Шигоны и его воинов возник глубокий, с отвесными склонами овраг, заросший кустарником. Ринуться в него было смерти подобно. Шигона метнулся вправо, где овраг казался не таким глубоким. Он искал удобный спуск. Но было уже поздно. В беглецов полетели стрелы. И одна из них, пущенная Касьяном, настигла князя Шигону, пронзив ему шею, и он упал с коня. Ратники Касьяна охватили беглецов полукольцом. Фёдор крикнул: