Честная игра
Шрифт:
Внизу, до самых границ Вильтшира, простирался парк, прорезанный дорогой, приблизительно в полмили, обсаженной вязами; воздух был напоен ароматом гвоздики и сирени, кругом, казалось, чувствовался терпкий вкус буксовых шпалер, накалившихся за целый день под лучами горячего солнца.
Лиловатая дымка окутывала отдаленные холмы, а озеро напоминало брошенную на землю розу.
Они стояли рядом. Кто-то позвал их из дома и вслед за тем раздались звуки фокстрота.
— Послушайте! — сказала Филиппа и рассмеялась.
Они начали танцевать на террасе. Джервез всем своим существом ощущал близость юной и свежей
— Я обожаю ваш дом, — сказала она, внезапно подымая на него свои глаза. — Я думаю, я никогда не видела ничего более прекрасного.
Он заставил себя говорить с ней в шутливом тоне…
— Да, большой зал служил монастырской трапезной во времена Эдуарда VI, а в замке живут привидения. Но вы должны при лунном свете посмотреть внутренние монастырские переходы, а также домики с их крохотными, окруженными стеной садиками, где жило высшее духовенство…
Он повел Филиппу во всему дому. Она притихла; ее лицо, освещенное луной, казалось выточенным из слоновой кости, а глаза — неизмеримо глубокими и темными.
На следующий день они продолжали осматривать местность. Для Джервеза это были изумительные переживания, пока, наконец, Фелисити не протелефонировала, не могут ли они приехать. «Они» — это были она и ее двое партнеров, гостивших в то время в Хесбери для практики в поло.
Одним из этих партнеров был Тедди. Он увлек с собою Филиппу, заявив ей, что все это он подстроил нарочно, чтобы увидеть ее.
После завтрака теннис, после тенниса купанье, после купанья беспечная просьба Фелисити: «О, пожалуйста, Флик, оставьте нас у себя еще немного. Будьте таким ангелом!»
Опять теннис, купанье и танцы до двух часов утра, и масса планов на следующий день…
Во всяком случае, — рассуждал Джервез, — сегодня или завтра всему наступит конец. Он думал, что Филиппа любит его, или, вернее, он умолял судьбу, чтобы это было» так. Но если… если она ему завтра откажет… при этой мысли его охватывал такой ужас, что он ясно понимал — без нее не может быть жизни… Он не был в состоянии рассуждать: он просто чувствовал, что в Филиппе заключен весь смысл, его существования…
Джервез вдруг увидел, что он внимательно разглядывает витрину какого-то магазина, и сообразил, что он уже в Барнсе. До сих пор он шел, не разбирая дороги. Только сейчас он обратил внимание на зажженные фонари, похожие в сгущавшихся сумерках на цветы подсолнечника, увидел толпу вокруг себя и услышал, как башенные часы пробили шесть. Он вспомнил, что должен быть на одном званом обеде, а потом ехать на танцы в клуб, так как слышал, что Филиппа предполагает там быть.
Он нанял такси и поехал на Бельгров-сквер. Когда он вошел в дом, вестибюль поразил его своей мрачностью. Если бы Филиппа… она бы все переделала… ведь она имела право… Подымаясь по лестнице, несмотря на наличие лифта (единственное нововведение в доме), он заглядывал в различные комнаты. Гостиная была хороша, но слишком уж неуютна, меньшие комнаты имели тоже мрачный вид… Весь дом следовало бы осветить и сделать более приветливым.
В спальне камердинер достал для него из шифоньерки свежую крахмальную сорочку. Все было готово для переодевания.
Время тянулось бесконечно; казалось, скучному
Наконец Джервез вырвался оттуда и поехал в «Конду». Он, стал высматривать Филиппу, но ее там не было. Он выбрал столик напротив двери и закурил сигару. Девушки, дамы, молодые люди входили и выходили, джаз-банд играл не переставая… Много народу уходило и приходило, и, наконец, появились Филиппа и Фелисити с мужем Сэмом Фэном и его сестрой, очень красивой молодой дамой, которую все называли Scrap [1] .
1
Крошка (англ.).
Филиппа, не заметив Джервеза, прямо направилась к столику возле самой двери; кто-то ее окликнул, и она остановилась там, разговаривая и смеясь. Какой-то смуглый юноша подал ей огонь для папироски.
Джервез стал издали изучать ее… В сотый раз он спрашивал себя, почему она выглядит такой молоденькой? Кажется ли это ему или она действительно так невероятно молода? Теперь почти все девушки и даже маленькие девочки выглядят старше своих лет; можно подумать, что они делают все возможное, чтобы выглядеть взрослыми, и шестнадцатилетние похожи на двадцатипятилетних… Быть может, достигнув этого возраста, они стараются об обратном?..
Филиппа была стройной до худобы и выглядела выше, чем была на самом деле, вероятно, благодаря своей длинной шее и маленькой коротко остриженной золотистой головке. Даже на таком далеком расстоянии бросался в глаза контраст между ее темными ресницами и светлыми волосами. Джервез должен был признать, что, несмотря на крайнюю современность (которую он так не любил!) всего внешнего облика Филиппы, ее очень короткого платья, почти бесцветных чулок и тонко обрисованного губной помадой прекрасного рта, она была обаятельна. В ее голосе звучали очаровательные нотки, холодные и, вместе с тем, нежные, и особенно чистые. Это был голос существа счастливого и уверенного в себе.
Она вдруг быстро повернула голову, очевидно, почувствовав чей-то пристальный взгляд. Ее глаза встретились с глазами Джервеза, и ее прекрасное лицо озарила изумительная, чарующая, милая улыбка.
Он подошел к ней, и она сказала:
— О, Джервез, вы знаете, я почувствовала, будто что-то пронизывает меня, как бывает, когда кто-то смотрит на вас в церкви или в другом месте. И это оказались вы!
— Хотите танцевать? — спросил Джервез.
— Давайте. Я с Сэмом и Фелисити. Где их стол? Ах, вон там.
Джервез крепко обнял ее, и они танцевали одно время молча. Филиппа прервала молчание:
— Папа сказал мне, что вы едете с нами в Марч. Мы рано туда поедем. Я люблю деревню в это время года и жажду увидеть опять собак и почувствовать запах горящих смолистых дров. Конечно, можно и в городе топить камин дровами, но не знаю почему, здесь дрова пахнут иначе. Вероятно, вам приходилось в деревне возвращаться домой в осенний вечер, и вдруг дымок от горящих дров заставлял вас вздрогнуть и оживиться? Так, во всяком случае, он действует на меня: как только я почую этот запах, мне кажется, что вот-вот я должна вспомнить что-то очень хорошее, желанное. Но мне никогда не удается вспомнить.