Честный враг – наполовину друг

Самаров Сергей Васильевич

– Конечно. Существует официальный перечень необходимых документов. Они заверяются в суде и в прокуратуре. И только после этого регистрируются и пересылаются. А что?

– Я сегодня разговаривал со своим бывшим сослуживцем, он сейчас работает в антитеррористическом отделе Интерпола. Он по моей просьбе проверил. В НЦБ документы пришли, но не все. А на запрос из Грозного недостающие бумаги все не шлют. Так что в Лион пакет не отправлен. Ждут, когда подошлют остальное. Кстати, а почему пакет пересылали в НЦБ, а не в антитеррористический отдел?

– У нас

туда ничего не пересылают. Если НЦБ решит, что дело проходит по статье терроризм, пересылает само. Но вы меня просто расстроили своим сообщением. Я все документы вкладывал. В пакете даже опись была.

– Не расстраивайся. НЦБ послало запрос. Значит, дошлют.

Я не мог подозревать Диму Батуханова, который хотя бы в силу своей национальной непринадлежности не мог войти в традиционную местную коррумпированную систему, преследующую собственные интересы. Но ситуация вполне вписывалась в то, о чем я только что думал – к делу Исрапила Людоеда стараются не подпустить посторонних.

Людоеда заочно приговорили к смерти без суда и следствия.

И кому же, интересно, он мешает?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

1. ЛЮДОЕД

Я некоторое время хмуро молчал, оценивая произошедшее. Оценивать было что, поскольку старший следователь недвусмысленно перешел к откровениям, объяснил, грубо говоря, что он шулер и меня силой заставят играть против него. Но дать ситуации точную оценку, не имея перед собой конечного факта, было невозможно. И потому я, желая прекратить игру и перейти к конкретному разговору, заявил:

– Я не очень понимаю, что вы хотите сказать, но я не настолько глуп, чтобы не понять ситуацию. Меня заманили в какую-то мерзкую ловушку. Организовали подленькую и гаденькую провокацию в склочном женском стиле. Не по-мужски поступили. А теперь уговаривают что-то сделать и объясняют, что со мной будет, если я так не сделаю.

Асхаб Гойсумович мерно кивал на каждое мое утверждение. Так он подтверждал безвыходность моего положения. Он даже не возразил, когда я охарактеризовал его действия, хотя менту за тонированным забралом слова «подленькую и гаденькую» чем-то, видимо, не понравились.

Асхаб Гойсумович выглядел удовлетворенным и счастливым, словно только что выбрался в ресторане из-за великолепного обеденного стола, и знает отлично, что за этот стол платить должен не он. А если не он, то, стало быть, я. Так ему видится ситуация. Ему, кажется, показалось, что он сильно меня запугал перспективой мучительного пожизненного заключения. Такая перспектива мне и самому, естественно, понравиться не могла. Но я мало в нее верил и потому не чувствовал себя угнетенным. Хотя и настоящего своего состояния старшему следователю показывать не собирался. Иначе он долго еще будет разрисовывать тюремные ужасы, пытаясь нагнетать обстановку. А мне это уже основательно надоело.

– Давайте-ка ближе к делу, – потребовал я спокойно и вполне конкретно.

– Давайте ближе к делу, – соглашаясь, кивнул, довольный развитием разговора, Асхаб Абдулкадыров. – Приятно иметь дело с умным и понимающим человеком.

– Имейте. Это не часто удается. – Разрешил я и не удержался от колкости: – Судя по вашему окружению.

– Итак, мы имеем все, чтобы обеспечить вам пожизненное заключение независимо от того, признаете вы свою вину или нет. Кстати, та пожилая женщина, которой вы подносили сумку в переходе, была убита ударом ножа в подъезде своего дома вскоре после встречи с вами. Рядом в подъезде была найдена ваша перчатка... Убийство было совершено за сорок минут до отхода вашего поезда. Эта смерть тоже может быть отнесена на ваш счет.

А я-то думал, что перчатки дома забыл, в Лондоне. Я их с собой ношу, но надеваю редко. Обычно просто в кармане пальто лежат.

– Не много ли на одного? – выразил я сомнения.

– Для судьи достаточно.

– А мотивы убийства? Должны же быть какие-то мотивы, чтобы убить совершенно незнакомого человека.

– Это вы меня спрашиваете о мотивах собственных поступков? – искренне удивился Асхаб Гойсумович. – Мне такие вопросы, признаюсь, крайне странно слышать. Откуда я могу знать ваши помыслы и взаимоотношения с помощниками. Думаю, вы убирали свидетелей. Но это мои мысли, а действительные ваши помыслы для меня недоступны.

– Продолжайте, – предложил я. – Еще кого я там убил?

– Мне трудно предположить... Но, если хотите, мы вам еще три-четыре трупа подбросим. Это только за ближайший, скажем, год. Много можно навесить. Есть интересная статья о педофилии. К таким заключенным отношение особое.

Он опять начал нагнетать обстановку. Или мало показалось сказанного ранее, или просто есть у человека то, что называется домашней заготовкой, он не может остановиться, пока полностью все не выложит. Но мне-то это слушать неинтересно!

– Давайте ближе к делу, – снова предложил я.

– Сколько там процентов акций принадлежит вашей жене в медиахолдинге?

Вопрос прозвучал неожиданно, и я растерялся, не сразу найдя, что ответить. Наконец спросил:

– При чем здесь моя жена?

– Это я вам потом объясню. Сначала ответьте на мой вопрос.

– Не могу ответить, потому что понятия не имею. Знаю, что контрольный пакет у нее. И ни у кого нет блокирующего пакета. Следовательно, ее можно считать почти единственной владелицей. У остальных только понемногу в разных структурах... Но каким образом это должно вас волновать?

– Волнует, – сказал старший следователь по особо важным делам на удивление грубо и резко. – Еще как волнует. Правда, не меня.

Он даже в лице изменился. Стал злобным и властным, важным и наглым. – Самим собой, одним словом.

Я ждал продолжения разговора. Меня властностью и злобностью не прошибешь, как и автоматными стволами, бьющими в ребра. Мне аргументы нужны.

Абдулкадыров полез в стол и вытащил несколько листов, скрепленных степлером. С важным видом прочитал несколько строк, беззвучно шевеля губами.