ЧЁТ И НЕЧЕТ (полный текст)
Шрифт:
– Ничего, потерпишь… - упорствует мама.
Маша замечает в углу возле холодильника аккуратно сложенный черно-пестрый мешок. Тот самый мешок. Сашка, сгибаясь, волок его сегодня по коридору, а перед тем у двери - бу-бу-бу неизвестно с кем.
Витя сразу подхватывается:
– Ты погляди, чем он перевязан! Думаешь, веревка? Аркан! Понимаешь, он свит не из пеньки, не из джута, а из шерсти животных, то есть не из шерсти, ну например, из конского хвоста… - Кучу сведений выложил Витька, вместо того чтобы толком сказать, откуда взялся черно-пестрый мешок.
– Ты что, спала днем?
– зачем-то спрашивает мама.
– Она
– «Мушкетерами».
– Мне все-таки скажут, откуда мешок?
– ворчит Маша.
– Помнишь, старичок у нас был? Здешний чабан, очень симпатичный. Он прислал папе казы. Полуфабрикат конской колбасы.
– «Полуфабрикат»!
– ученый младший братец фыркает.
– Ну ты, мам, скажешь!
– Но ведь тот мальчик велел передать: в сыром виде есть нельзя, два часа варить. Конечно, полуфабрикат.
Сашка! И «тот мальчик»? Кто?
– Еркин приходил, младший сын Мусеке, - говорит Маше отец.
– Он, кажется, в твоем классе?
– Ну!
– Маша слышит в собственном голосе Сашкину манеру, дурацкое «ну!», означающее «да».
Ну Сашка, ну вредный тип! Значит, открыл Еркину, но нет, чтобы Машу позвать, хотя бы крикнуть ей, кто пришел. «Бу-бу-бу…» Взял мешок, будто он в доме хозяин, и выпроводил Еркина, а она, Маша, рядом была, ни о чем не догадывалась, хотя знала от Фариды: Еркин из дому посылку получил, значит, могла бы предположение сделать, не прислал ли Мусеке что-нибудь и полковнику Степанову? Он ведь деликатный очень… Папа ему чаю привозил… Непременно надо было ждать от Мусеке подарка, а Маша не сообразила, хотя Фарида ей вовремя все новости принесла.
– Что же ты к Еркину не вышла?
– упрекает отец.
– Тем более, вы в одном классе. Выздоровеешь - непременно исправь свою оплошку. Он славный парень, собирается стать чабаном, как и отец.
– Совсем слабо учится?
– Мамина реакция на известие, что кто-то в Машином классе решил пойти в чабаны, а не в институт.
– Вовсе не слабо, - обижается за Еркина Маша, - по математике самый способный.
– Алгебру арабы придумали, я читал, - встревает Витя, - а геометрию греки… Пап, это правда, что геометрия - наука земледельцев, строителей? А вот алгебра и астрономия на Востоке больше развивались, где пастухи со скотом кочевали и караваны ходили торговые…
– Что ж ты думаешь, здесь земледелия не знали? Тут, брат, существовало земледелие высокой культуры - поливное. Километрах в двухстах от Чупчи ученые раскопали стариннейший город, сеть арыков. Ты расспроси Рябова, он ездил на раскопки.
Маша вылезает из-за стола, идет к себе.
– Не засыпай!
– наказывает мама.
– Я вот приду, горчичники поставлю.
Это не называется - плачет. Это называется - ревет в три ручья.
– Господи, да что с тобой?
– Мама сует Маше градусник.
– Я так и знала. Тридцать девять!
Приходит папа, гасит свет:
– Спи, Машка! Утро вечера мудренее.
Ночью городок снялся с якоря, отправился в дальнее плавание по стране. Знают ли в поселке, что городок уплывает из Чупчи каждую ночь - до зыбкого утра? Есть в городке карта его долгого ночного путешествия. На трансформаторной будке, на глухой беленой стене солдаты пишут свои города: Кострома, Тула, Горький, Юхнов, Балаково… Москву не пишут, из Москвы ребята не такие, чтобы писать, да и город не такой, не Юхнов. Уж не москвич ли, остроумец, однажды рядом с Балаково приписал: «Рио-де-Жанейро». Коротун увидел, приказал забелить: «Острить будете в другом месте!» Коротун знает: писать свои города - традиция, а традиции в армии - святое дело.
Городок плывет сквозь ночь на снах и бессонницах, на памяти и надеждах, на прошлом и грядущем, на радостях и печалях. С великой скоростью городок каждую ночь поспевает облететь немеренные расстояния и к зыбкому утру тихо причаливает, встает на якорь рядом с прижавшимся к земле степным поселком.
С первым сухим, как песок, снежком тут все окрест стало черно-белым, словно не на Земле - на другой планете. У человека нездешнего, если долго ехать по черно-белой ровной степи, сдают с непривычки нервы - особенно у молодых солдат.
Как-то полковник подвез из райцентра директора школы, по дороге осторожно говорил о резкой контрастности: о черно-белой земле, о том, что радиосвязь с чабанами современная, а дорог нет, что до сих пор держатся за архаичное кочевое скотоводство, а корма подвозит вертолет.
– Прибавьте еще одно степное противоречие, - запыхтел директор, - такое достижение НТР, как ваша техника, и такой поселок, как наш Чупчи, такая - из самана!
– школа.
– Морщины на огромном лице раздвинулись в усмешке.
– А насчет техники, конечно, военная тайна. Но в поселке ее каждый мальчишка знает, каждая старуха тоже. Старухи у нас самые любопытные - больше, чем дети. Тоже противоречие?
– Канапия Ахметович закашлялся как засмеялся.
– У нашего великого поэта Абая есть восьмистишие-загадка. Я вам сейчас скажу…
Их восемь доблестных богатырей,
Что меряются силою своей,
Верх то один берет, а то другой,
Но кто из них окажется сильней?..
Такая вот загадка, Николай Сергеевич. Скажу сразу ответ, потому что загадка-то не в загадке, а в ответе…
Раздумье нас к разгадке привело:
То лето и зима, добро и зло.
Сверх этих четырех - то день и ночь,
Нечетное и четное число.
Полковник задумался:
– Странный список богатырей. Неравные соединены понятия. Добро и зло, день и ночь, чет и нечет…
– Узор мысли! Восток любит символику. Мы первые в человечестве абстракционисты - поглядите на орнамент казахской кошмы!
– Орнамент? Да-а-а… - медленно говорил Степанов.
– Я видел у Мусеке великолепную кошму. Узор черно-белый, причудливый, а приглядишься - симметрия полная, белое поле точнехонькое такое же, как черное…
– Жена Садвакасова даровитая была художница, - с печалью отозвался директор.
– Я надеялся, что кто-нибудь из ее детей станет поэтом. Но вслед за Кенжегали все занялись точными науками. Какой-то из великих математиков сказал о своем ученике, увлекшемся стихотворством: «Ему для математики не хватило воображения». Может, бывает и наоборот? Кому-то не хватает точности представления о мире, а то стал бы поэтом. Ведь в поэзии наивысшая точность слова - не так ли? Ученый или художник? Тоже два богатыря, два противоположных пути познания.