Четверо детей и чудище
Шрифт:
— Миллион с лишним! — воскликнула она, нажав «Отбой» и выпучив глаза.
— Ну а ты как думала, — раздраженно ответил папа. — Нам такое не по карману.
— Ну да. Но может, мы и позволим себе что-нибудь получше, особенно если я буду больше работать, когда Моди пойдет в школу, и если тебя опять повысят. Денег бы и так хватало, но ведь у нас столько обязательств.
Она не смотрела на нас с Робби, но я знала: она говорит о нас. Папа каждый месяц платил маме алименты, да и Элис, наверное, давала деньги Шлёпиному папе. Мы были не виноваты, но ощущение все равно такое, что это всё из-за нас.
Я сбавила шаг, чтобы Робби меня нагнал — он плелся в хвосте. Кое-как волок свой бумажный пакет, весь раскраснелся от натуги.
— Отдай мне вино, оно ж, наверно, тонну весит, — предложила я.
— Не надо, — пыхтя отказался Робби.
Я выхватила у него пакет и сунула руку за термосом. Нащупала кучу грив, лап и хвостов. Я вздернула брови.
— Подумал, зверям захочется по лесу побродить, — объяснил Робби.
— Вряд ли мы когда-нибудь дойдем до этого леса. Небось его и нет уже. Срубили, поди, все деревья сто лет назад и понастроили все эти домины, — сказала я.
Но прошагав еще незнамо сколько, мы перешли шоссе и вдруг — наконец-то — очутились в лесу.
— Всё, давайте уже пикник. Я сейчас умру с голоду, — заныла Шлёпа и села, скрестив ноги.
— Не здесь же, тут еще машины слышно! Зайдем подальше в лес. В детстве мы всегда у песчаной ямы сидели.
— У меня в книжке есть про песчаную яму, — сказала я. — Дети там псаммиада нашли.
Но никто не проявил к этому никакого интереса.
Глава 2
Моди давно клевала носом, и папе пришлось вдобавок к здоровому рюкзаку нести еще и ее, но, услышав про песок, она тут же оживилась.
— Песочек! — радостно повторяла она и хлопала в ладоши.
— Ты не говорил, что там есть песок, — сказала Элис. — Она в яслях обожает в песочнице играть — правда, Моди, солнышко?
— Огромная песчаная яма, карьер, прямо в лесу. Помню, мне казалось, там как будто пляж, — улыбнулся папа. — Надо было захватить тебе ведерко с лопаткой, а, Моди?
Мы забирались все глубже в лес, тропа пошла в гору. Песчаной ямы не видать.
— Да кому нужна эта паршивая яма! Давайте тут сядем. — Шлёпа шмякнулась на траву и сняла свои замечательные кроссовки. Совсем новые, с изумрудными блестками. Я с завистью их разглядывала, пока не увидела, как Шлёпа стерла ноги.
— Смотрите, у меня мозоли! Огромные волдырищи, и всё из-за того, что вы заставили меня идти сто тысяч километров, — пожаловалась она.
— Надо было носки надеть. Я тебе говорила. Сама виновата, — сказала Элис. — Хватит кукситься. Пошли, совсем немножко осталось.
— Ненавижу пешком ходить, — закапризничала Шлёпа.
— Это полезно для здоровья — а тебе так просто необходимо. У отца дома ты вечно валяешься, а если нет, так он возит тебя на этой своей дорогущей машине. А тебе нужно двигаться, — запричитала Элис.
— Нет ничего полезного в том, чтобы три часа тащиться по этому тухлому лесу. Я ноги почти до крови стерла — посмотри! — сказала Шлёпа. — Больше ни шагу не сделаю. — Она решительно скрестила руки на груди.
Но тут Робби как закричит! Он убрел куда-то за деревья, а теперь прибежал обратно.
— Я нашел песчаную яму! — голосил он. — Ее видно, вся золотая, там, за деревьями. Идите скорей!
И мы все пошли смотреть, даже Шлёпа — босиком, подхватив свою блестящую обувку за шнурки. Робби нас так зазывал, но на поверку оказалось — ничего интересного. Даже папа был вроде как разочарован.
— Когда я был маленьким, песка точно было больше. И яма была огромная. Мы вниз скатывались. Так весело было. — Он с укором посмотрел на песчаную впадину под соснами. Можно подумать, она нарочно уменьшилась. Папа поставил Моди и рюкзак на землю и пнул песок кединой. — Теперь тут не поиграешь, — сказал он, вытирая пот со лба.
— Но все равно место чудесное. — Элис грациозно села. Подол розового платья лег вокруг нее так, что Элис стала похожа на цветок. Она выгнула спину, одну руку положила на свою тонюсенькую талию, а другой расчесала копну длинных светлых волос. — Ну и жара, — сказала она, при том что вид у нее был абсолютно свежий и умиротворенный.
Мне она не нравилась. Она увела папу. А больше всего мне не нравилось, что она такая красотка. Я с тоской подумала о нашей маме. У нее растрепанные мышиные волосы, скрученные в жидкий хвостик, и с тех пор, как Робби родился, она все собирается сесть на диету, да никак не соберется.
Папа, немедленно приободрившись, уселся рядом с Элис.
— Начинаем пировать! — объявил он и полез в рюкзак.
Отличный получился пикник. У нас были бутерброды с беконом, помидорами и салатными листьями, чиабатта с сыром и тунцом и вареные яйца с солью на хрустящих треугольных тостах. А еще пирог со спаржей, маленькие колбаски чиполата и овощи дольками, а к ним соус. На десерт — ежевично-яблочный пирог с греческим йогуртом, персики, виноград и мандарины. Кока-кола и лимонад брызнули фонтаном, когда Шлёпа открывала бутылки, но все равно всем хватило газировки, а папа с Элис пили вино.
Двадцать минут мы набивали животы — а потом пикник кончился.
— А что теперь делать? — спросила Шлёпа, уплетая последнюю колбаску.
— Шлёпа, ради бога, хватит уже! Ты же лопнешь! — воскликнула Элис.
— Идите поиграйте, а мы с Элис пока вздремнем. — Папа улегся на спину, подложив рюкзак под голову.
— Ты тоже поспи, Моди, — сказала Элис. Она уложила малышку рядом с собой. Моди полежала минуту-другую, а потом высвободилась, решив, что куда веселей играть с нами.
— Давайте лазить по деревьям, — предложила Шлёпа.