Четверо с базарной площади
Шрифт:
От него, как от пивной бочки, разило спиртным. Даже привычные ко всему торговки морщились. Но Генке, Фату и Сливе это было на руку.
Они, уже почти не остерегаясь, двинулись следом за мужиком.
Фат тихонько ругнулся.
Мужик повернул к играющим в три дамы и, заранее вынув из кармана мятую пятидесятирублевую бумажку, пошуршал ею перед глазами, чтобы лучше разглядеть.
— Ну, кто озолотиться, кто проиграть — налетай! — кричал парень, перекидывая карты с места на место.
Мужик
— Ну, где злодейка, честные товарищи? — кричал парень. — Здесь? Так… Точно! А ну, попробуем еще! Если буду так же играть — лучше сматывать удочки! Раз, два, три… Где? Ну, ты, дамочка… Здесь? Точно! Черт побери… Кто ставит? Для хорошего глаза — это дурные деньги! Сто?! Выкладывай без обмана! Вот мои сто… Раз, два, три… Не подведи, родимая, в казенном доме… Ваше слово. Что за растак твою… Слушай, двигай-ка ты дальше! У меня сторублевые не растут в кармане!
Генка глядел в спину таинственного мужика, почти не обращая внимания на игру. Лишь после того, как на табурет легли две сотни, он стал наблюдать за картами.
Выигрыш постороннего был редким событием. Генка поднял глаза от карт и замер. Потом побледнел, как тогда, во дворе у полковника. Машинально впился ногтями в ладонь Фата, схватил за рукав очарованного картами Сливу и потащил их в сторону от игроков, к закрытому по неведомой причине киоску «Союзпечати».
— Ты чего это? — упирался Слива. — А?
Фат пытался угадать, что случилось.
Генка отпустил их возле «Союзпечати», глубоко вздохнул всей грудью.
— Лицо! — жутким шепотом сказал Генка. — То лицо!
Фат и Слива, не понимая, в чем дело, немножко испугались.
— Помнишь? — заговорил Генка, нетерпеливо дергая Сливу за рукав и поминутно оглядываясь на игроков. — Помнишь, у полковника, когда он деньги давал, я привстал, сказал потом — померещилось?! Помнишь?
Слива на всякий случай закивал.
— Так вот, я думал, показалось тогда — лицо в окне! Краем глаза видел: вроде мелькнуло что-то! А теперь узнал — он! Этот, что выиграл сейчас, заглядывал тогда! Понимаете?! К полковнику заглядывал, когда мы сидели!
Фат медленно кивнул.
Щеки Генки постепенно розовели, потому что бледность была неестественным его состоянием, а Фат становился все бледнее, потому что всегда бледнел в минуты решимости.
Слива припомнил наконец, о чем говорил Генка, и, задрав голову, уставился на игроков.
Генка дернул его за рукав.
— Что тут халтура — это сразу ясно, — тихо, почти не разжимая губ, сказал Фат. — Свой выиграл у своего — это я знал: подстановка…
— Я тогда невзначай… — возбужденно повторил Генка. — Думал — померещилось! А теперь клянусь —
— Уходит! — быстро предупредил Фат.
Генка уже овладел собой.
— Я за ним. Ты, Фат, бери мужика, а то он меня знает. Ты, Слива, оставайся, гляди за картежниками: кто будет подходить, кто выиграет, кто проиграет, куда кто из них пойдет потом… Словом, бегу!
Приключения Фата. Неожиданное вмешательство знакомой организации
Пока объекты их наблюдения находились рядом, Фат и Слива коротали время вдвоем.
Мужик в серой телогрейке и болотных сапогах не поставил свои пятьдесят рублей сразу после сотенного выигрыша, а, как и предполагал Фат, выждал, пока сыграют несколько желающих. Эти несколько, само собой разумеется, проиграли.
Охотников ставить на пиковую даму заметно поубавилось. Тогда мужик бросил на табурет свою мятую пятидесятирублевку.
Парень, метавший карты, одобрительно кашлянул по этому поводу. И… проиграл.
— Давай на все! — заплетающимся голосом сказал мужик.
И хотя на этот раз деньги ушли в карман парня, Фат больше не сомневался, что эти двое из одной шайки: мужик в болотных сапогах, как и тот, что взял сотню, играли в расчете на простаков.
Снова нашлись два или три охотника испытать глупое счастье, а мужик, равнодушно махнув рукой, опять побрел сквозь толпу к пивному киоску — заливать мнимый проигрыш.
Фат затаился под прикрытием широкой спины какой-то торговки.
Мужик не пил свое пиво, а смаковал. Перед каждым новым глотком отправлял в рот щепотку соли, щурился от удовольствия и как бы полулежал, опершись локтями о прилавок за спиной.
Потом направился к тиру.
Здесь Фату удалось пристроиться близко от него, и Фат слышал ворчание мужика по поводу ружей. Однако, поворчав, он достал деньги и сначала сделал пять выстрелов по вращающемуся кругу, ничего не выиграл, добавил Арсеньичу тридцатку и выбил два окошка в домике-мишени.
— Перебрал малость… — разъяснил он окружающим, когда третья пуля ушла в неизвестном направлении, и опять втерся в толпу.
Долго торговался с известной спекулянткой Мефодихой по поводу вязаных носков, а потом вдруг вытянул из-за пазухи кончик пуховой шали и спросил:
— Сколько дашь?
Внутренне Мефодиха наверняка встрепенулась, но виду не подала. Шерстяные вещи были ее главной монополией. Она думала, что нарвалась на простака, но мужик знал цены, и они базарили по поводу каждого рубля минут двадцать. Наконец пуховая шаль перекочевала в бездонную сумку Мефодихи, а тугая пачка новеньких десяток — в карман мужика.