Четверть мили
Шрифт:
Поэтому я пару раз подбросил бабушкин четвертак над коленями.
— Орегон, мы идем.
Глава 4
Кэтрин
Нет.
Нет, Кэш.
Нет, ты не можешь ехать со мной в эту поездку.
Почему мне было так легко отказаться от Кэша в мыслях, но не в жизни? Вот вам и поехала в одиночку. Черт возьми. Когда он рассказал мне о том, что бросил Дэни ради меня, моя решимость отправиться в этот отпуск в одиночку испарилась, как мокрая туалетная бумага.
Только
Кэш храпел на пассажирском сиденье. Он надвинул бейсболку на глаза и прикрыл прямой нос. Его борода казалась мягкой, как собачья шерсть, и у меня возникло искушение украдкой прикоснуться к ней.
Каждый ноябрь он отращивал бороду, называя ее своей зимней шкурой, совсем как у своих лошадей. И, как и у животных, он сбрасывал ее, как только расцветали тюльпаны. Кэш выбирал случайный день для бритья и вальсировал на кухню с улыбкой на лице, гордо демонстрируя свою острую челюсть.
Я буду скучать по этому ежегодному ритуалу. Я буду скучать по ежедневным встречам с ним. Но за последние пятьдесят миль, пока он спал, я приняла решение. Я не могла оставаться жить с Кэшем. Пришло время съезжать.
Я начну с комнат для персонала и поищу собственный дом.
Возвращаться в них будет неловко. Когда я жила там, было весело, но это было много лет назад. Разница в возрасте между мной и остальными была заметно больше. Молодым сотрудникам нужна была возможность развеяться, а соседство с боссом сильно помешает им, но какое-то время им придется с этим мириться.
В Клир Ривер не было большого рынка недвижимости, но я могла бы найти дом без ремонта, и он бы занимал меня по вечерам. Я бы нашла что-нибудь и держалась подальше от Кэша.
Эта поездка должна стать нашим последним приключением. В глубине души я была рада, что он превратился в дикого альфа-самца и настоял на том, чтобы поехать вместе.
Мы пять раз подбрасывали четвертак Кэрол, и судьба направила нас на север и восток, по узким и тихим шоссе Монтаны. До рассвета оставалось еще несколько часов, но, когда солнце начало клониться к горизонту, я поехала вдоль реки.
Я включила радио, ища местный канал, затем убавила громкость, позволяя тягучему звону классической кантри-музыки наполнить машину.
Кэш думал, что я терпеть не могу радио в поездках, возможно, потому, что я так ему и сказала. На самом деле, я терпеть не могла радио, когда он был в машине. Потому что он не подпевал ему, а насвистывал. Я могла бы справится с фальшивым пением. Но нет, он свистел — этим оглушающим свистом, — который был для меня эквивалентом скрипа ногтями по классной доске.
Этот свист раздражал почти так же, как и его привычка сбрасывать крошки под ножки стула в столовой. В течение нескольких дней они накапливались, пока, наконец, я не выдерживала и не пылесосила их.
Я так разозлилась, когда Кэш назвал меня Кэт первый раз. Боже, как же я презирала это прозвище в начале. Конечно, оно раздражало только меня. Он начал называть меня Кэт через год после того, как вернулся домой после окончания колледжа, и все члены семьи Грир, а также работники ранчо и курорта сразу же ухватились за «Кэт». Я вела себя тихо, не желая настраивать против себя семью или коллег, несмотря на то, что это прозвище раздражало меня. Мне не нужны были постоянные напоминания о том, что я самая низкая из всей компании. Что я коротышка.
Но потом Истон спросил Кэша, почему Кэт, а не Кейт или Кэти. Кэш пожал плечами и сказал, что это потому, что он восхищается моими когтями.
Этот момент стал еще одним знаком отличия, еще одним моментом, когда моя любовь к Кэшу возросла. Я обожала этого человека, включая свист и крошки со стола.
Вечерний воздух был прохладным, и когда я оперлась локтем о дверцу, оконное стекло обдало холодом мою кожу. Прикрывая зевоту рукой, я высматривала среди деревьев вывеску, что-нибудь, что указывало бы на приближающийся город. Надеюсь, он будет достаточно большим для мотеля с двумя свободными номерами.
Это было волнующе — не знать точно, где мы находимся. Всю свою жизнь я всегда знала где нахожусь. Я не могла вспомнить случая, когда бы я блуждала. Да, в ловушке, но никогда не терялась. В ловушке с матерью, которая ненавидела свою дочь с самого ее рождения.
Можно было подумать, что мама закричала «Аллилуйя» в тот день, когда я ушла — или попыталась уйти. Вместо этого она дала мне пощечину и затащила в мою комнату, заперев меня там на худшую неделю в моей жизни.
Я поднесла руку к щеке. Бывали дни, когда я все еще чувствовала прикосновение ее ладони.
Разговор с Кэшем, должно быть, пробудил во мне воспоминания. Я месяцами не вспоминала о своей матери. Я отодвинула ее в сторону, запихнула в коробку, где хранила прошлое взаперти. Кэш уже погремел цепочкой, находящейся вокруг нее со своими вопросами ранее.
На обочине показался дорожный знак. Граница Айдахо была в пяти милях впереди.
— Эй. — Кэш поерзал на сиденье, садясь поудобнее. — Извини, я заснул.
— Все в порядке.
— Где мы? — От его глубокого, хрипловатого голоса у меня по спине пробежали мурашки, он моргнул, прогоняя сон.
— Мы въезжаем в Айдахо.
Он потер подбородок.
— Хочешь остановиться или продолжишь ехать? Я могу повести машину.
— Давай остановимся. — Спешить было некуда. — Я хочу поужинать. Может, переночуем здесь, а утром продолжим.
— Звучит заманчиво.
Мы пересекли длинный мост, перекинутый через реку, вдоль которой я ехала. На другой стороне нас встретил небольшой городок с приветственными надписями и американским флагом. У первого же знака остановки я оглядела улицы в поисках мотеля.