Четверть мили

Перри Девни

Кэт распахнула дверь, и у меня пересохло во рту.

Этот образ отпечатался в моем сознании, как клеймо на бычьей шкуре, и остался там навсегда.

С ее волос стекала вода, темные пряди блестящими каплями падали на кожу. Они ниспадали ей на плечи, спускались по линии шеи и ключиц. Они пробежались по округлостям ее грудей, исчезая под полотенцем.

Ее лицо было чистым, а щеки раскраснелись, как будто она только что приняла душ и побежала открывать дверь.

Она бормотала что-то о будильнике, о том, что ее телефон не заряжен, и о том, что она поздно

легла спать. Ее слова были бессвязными, произнесенными так быстро, что не доходили до моего сознания, но я с отчетливой ясностью помнил, как двигались ее губы, мягкие, розовые и сочные. Рука, в которой она не держала полотенце, взмахнула в воздухе, когда она говорила, и от этого движения махровая ткань на ее левой груди соскользнула и показался намек на ареолу. Подол полотенца едва прикрывал ее упругие ягодицы, когда она бросилась к шкафу, чтобы достать какую-нибудь одежду, но только для того, чтобы скрыться в ванной и одеться.

Я заставил себя закрыть дверь ее гостиничного номера, она — внутри, я — снаружи, и вдохнуть немного свежего воздуха, пытаясь взять свой стояк под контроль.

У меня встал из-за Кэт. Моей Кэт. Кэтрин Гейтс, моей невероятно сексуальной, невероятно запретной лучшей подруги.

Кэт ездила со мной и несколькими приятелями на озеро, кататься на семейной лодке по редким летним выходным. Многим друзьям я угрожал утоплением из-за того, что они пялились на нее в бикини.

Я видел ее и без этого полотенца. Я бесчисленное количество раз видел ее после душа. Конечно, обычно на ней был чудовищный халат цвета лаванды, который моя мама купила ей на Рождество несколько лет назад. Он закрывал ее от шеи до икр, но все равно это был наряд после душа.

Но черт бы побрал это полотенце.

Я хотел снять его с ее тела и попробовать на вкус ее губы, убедиться самому, такие же ли они сладкие, чистые и непорочные, как капельки воды, прилипшие к ее коже.

Это было безумие. Черт, я сходил с ума.

И у меня снова встал.

Сукин сын.

— Хочешь, я поведу? — спросила она, ерзая на сиденье. Она поджала одну лодыжку под другое колено, и в таком положении я мог видеть ее длинное, стройное бедро.

Мои глаза остановились на желтой пунктирной линии, которая делила асфальт пополам. Я отказывался смотреть на ее ногу.

— Нет.

— Хорошо. — Она вытащила четвертак из металлической банки, куда мы его положили.

Впереди показалась табличка, указывающая, что мы находимся примерно в десяти милях от следующего города и автомагистрали между штатами. Айдахо уже давно не было видно, очевидно, вместе с моим самообладанием. Мы были в Вашингтоне и направлялись на юг.

— Давай подбросим, чтобы посмотреть, прямо нам ехать или повернуть.

— Хорошо, — кивнул я. — Орел — мы держим курс на юг. Решка — едем на восток или на запад. Подбросим монету дважды и тогда решим.

Монета покрутилась над ее коленями и с легким стуком упала ей на ладонь. Она хлопнула по ней тыльной стороной ладони.

— Решка.

Это означало, что мы выедем на шоссе между штатами. Если поедем на восток, то направимся

в Монтану. Часть меня стремилась на восток, тоскуя по нормальной жизни дома. Но я знал Кэт. Она не успокоится, пока «Кадиллак» не будет доставлен, а это означало, нравилось мне это или нет, но мы направляемся в Орегон.

Орел. Давай, орел.

Она повторила подброс.

— Орел.

— На юг, — выдохнул я.

По крайней мере, судьба отнеслась с пониманием к моей боли. Если жребий и дальше будет работать в мою пользу, мы продолжим в том же духе. Возможно, это влечение было временным сбоем, и завтра утром я буду чувствовать себя по-другому. Но если нет, то в ту же секунду, когда этот четвертак начнёт работать против меня, я выброшу его из окна и введу в навигатор Херон Бич.

— Хочешь остановиться? — спросил я, когда мы подъехали к заправочной станции рядом с автомагистралью.

— Да, пожалуйста.

Я кивнул и съехал с дороги, решив заправиться и припарковался рядом с заправкой.

— Ты идешь? — Кэт выпрыгнула из машины и поправила солнцезащитные очки на волосах. Ветер растрепал их, и, когда несколько прядей коснулись ее лба, она подняла руку, чтобы смахнуть их.

В этом движении не было ничего такого, чего бы я не видел сотни раз, но я сидел на водительском сиденье, как завороженный. Она снова завила волосы, второй день подряд. Они были такими же длинными, как и всегда, блестящие локоны ниспадали на тонкие бретельки ее изящного топа.

— Кэш.

Я моргнул. К черту. Мою. Жизнь.

— Да, иду, как только заправлюсь.

— Хорошо. — Невозможно было не обратить внимания на ее длинные ноги, когда она пересекала парковку, направляясь к магазину. Я имею в виду, они не были длинными. Нисколько. Я мог бы поднять ее одной рукой и перекинуть через плечо, такая она была маленькая. Но, черт возьми, они казались длинными. Мили гладкой, упругой кожи тянулись вниз от задницы, в которую мой член так хотел упереться.

Я опустил взгляд на молнию и выпуклость, образовавшуюся под ней.

— Пошел ты.

Этого не могло быть. Я не мог запасть на Кэт. Она бы рассмеялась мне в лицо.

Мы были друзьями.

Мы дружили больше десяти лет.

Я распахнул дверцу и пошел заправляться, потратив несколько секунд на то, чтобы взять себя в руки. Не то чтобы эти мысли были совершенно чуждыми. Не то чтобы сегодня я впервые заметил, что Кэтрин Гейтс — великолепная женщина.

Но сегодня, похоже, моему телу наконец-то надоели игры моего разума.

По прошествии двенадцати лет железная хватка отрицания начала ослабевать, и без моей семьи не было постоянного напоминания о том, что я должен вести себя определенным образом, когда дело касается Кэт. Что они убьют меня, если я разобью ей сердце.

Да, мы с Кэт проводили много времени вместе дома, и мое тело так не пылало. Но это был бывший дом моих бабушки и дедушки.

Прошлой ночью она доверилась мне. Она доверяла мне. И чем я ей отплатил? Весь день щеголял с чертовым стояком и пялился на ее тело.