Четвёртое измерение
Шрифт:
– Что, не ждал? – довольно улыбаясь, поинтересовалась Смерть.
– Не ждал… – хлопал глазами Данила, не в силах оторваться от чудесного видения.
– Я поначалу-то страшной была, как смертный грех: старой, сухой, уродливой. А вот вашими молитвами, смотри-ка, и расцвела. Красавицей стала.
– Молитвами? – скорее по инерции переспросил Данила, рассматривая дивный стан гостьи, её глубокого чёрного цвета – цвета вороного крыла, длинные, в пояс, волосы, манящие глаза.
– Молитвами. Ими самыми. Вы же когда в церковь-то идёте, всё только
И тут Данила, истинно знавший поганую бабью сущность, поверил ей безоговорочно – всей душой: ну какая баба, будучи такой красавицей, рискнёт своей красотой?! Да ни за что! Никогда!
– Убедила… Нечего сказать, – развёл он руками. – Да только… Проблема… Рукоятку-то ведь я сломал… Искать теперь надо.
– Ну уж это твоя забота: как сломал, так и ищи.
Данила почесал затылок.
– О! – он выпрямился, схватил одной рукой косу, а другой дёрнул Смерть за рукав.
– Да куда ты?
– Николай, сосед мой, – по дереву мастер. Наверняка у него рукоятки запасные есть.
Они направились к соседнему двору. Смерть, второпях надевая плащ, практически бежала за Данилой, едва успевая за его крупным шагом.
На улице было темно, хоть глаз выколи. Луна скрывалась от мира во мраке ночи, тихие звёзды прятались за тяжёлыми ночными облаками, и только тусклый фонарь во дворе соседского дома, раскачиваясь, словно пьяный, едва указывал место, где ещё живут люди.
Наконец они подошли к калитке.
– Никол! А, Никол! – шёпотом крикнул кузнец. – Выдь ко мне на секунду! Дело есть.
Тишина. Но вот послышались неровные шаги, заскрипела калитка, и в темноте показался небритый мужичок в застиранной майке и в клетчатых трусах до колен.
– Данилка, ты ли это?
– Я, я. Пусти. Дело, говорю, есть.
– До утра-то что, дело не терпит? – Николай смачно зевнул и сплюнул на землю.
– Не-а, никак не терпит.
– Да ты заходи, не стой на пороге.
Данила затворил за собой калитку, оставив Смерь ожидать на улице.
– А ты что с косой? Случилось что?
– Да, тут дело такое … Ты только не смейся. Смерть ко мне пришла, говорит: косу, мол, мне наточи. А я сдуру-то да с перепугу рукоятку сломал. Так мне вот что, рукоятку новую надо. Есть?
Николай встал, раскрыв рот.
– Смерть, говоришь… – он попятился внутрь двора, выпучив в страхе глаза. – Ты это… Спятил, что ли?
– Сам думал, что спятил. Да нет, – Данила почувствовал ужас, исходящий от Николая. – Ладно, будет тебе… Нормальный я.
– Да ты иди, иди… В сарай иди… Я сейчас гляну, что есть… Пойдём, поищем… – Николай, увлекая Данилу за собой, потащил его за рукав, потом пропустил вперёд и, когда кузнец оказался перед ним спиной, бесшумно нагнулся, поднял с земли первый попавшийся камень и со всей дури вломил им соседу по черепу. Раздался хруст ломающейся кости.
Смерть
Мгновенно обессилев, Данила обмяк и рухнул всем телом на мокрую землю, обагряя её вязкой кровью, сочившейся сквозь разорванную кожу из трещины в черепе.
– Ой… Батюшки… – Николай присел около трупа. – Что будет-то?! Святый Боже….
Он заморгал и часто-часто закрестился, приговаривая:
– Господи, спаси и сохрани… Господи, спаси и сохрани… Господи…
Убедившись, что кузнец мёртв, он встал, в испуге оглядел тёмный, как преисподняя, ночной двор и, увидев у калитки женщину в чёрном, отшатнулся.
Та мгновенно пересекла темноту между ними и остановилась перед телом невинно убиенного раба божьего Данилы.
– Что ж ты, окаянный, наделал-то?! – вздохнула она. – Мне ж только косу наточить надо было…
– Ааааа… Я… – проблеял в ответ Николай.
Смерть подняла с сырой травы косу и подала её мужичку:
– Пошли, мелкая ты душонка, рукоятку искать будем.
ЧУДО
(экзистенциальная зарисовка)
Идёт… Всё ближе и ближе… вот, приближается… Ещё немного…
Миракулум подбежала и схватила проходящую мимо душу за руку. Та, чуть замедлив шаг, повернула голову, покосилась на Миракулум и недовольно проскрежетала:
– Опять ты?!
А потом, увидев умоляющие глаза маленькой души, отказаться помочь которой было просто невозможно, гневно взвилась:
– Ну нет у меня времени! Нет! Совершенно нет! Слышишь?! Отстань!
И дёрнулась, пытаясь высвободить руку. Однако попытка её не увенчалась успехом, и душа обречённо вздохнула, укоризненно покачав головой. Она настойчиво продолжала идти вперёд, таща за собой прилипшую к руке Миракулум, нисколько не сбавляя при этом шага.
Миракулум, не обратив никакого внимания на сказанное и крепко вцепившись в руку призрака, бежала рядом, подняв голову и не сводя с него глаз.
– Брось ты это! Нет – значит, и не надо! Не надо!!! Понимаешь?!
Душа дёрнула руку ещё раз, и маленькая ручка Миракулум соскользнула.
Миракулум наконец остановилась, уже обречённо понимая, что не догонит удаляющуюся душу, и в отчаянии прошептала:
– Ну пожалуйста…
Но та стремительно уходила вперёд, даже не обернувшись. Да и чего тут было оборачиваться? Каждому своё. У каждого своё предназначение. Она, умудренная множеством испытаний и опытом многих жизней, понимала, что нельзя вмешиваться в чужую будущую жизнь, в чужую, в конце концов, судьбу, потому как чувствовала, что всё будет так, как должно быть, и всё, что должно случиться, обязательно случится – рано или поздно. Но иногда – она-то точно это знала – лучше поздно. И именно поэтому её не могло ни тронуть, ни разжалобить до сих пор звучавшее в пространстве рая отчаянное «ну пожалуйста».