Четвертое сословие
Шрифт:
— У Шарлотты все отлично, — Армстронг не мог вспомнить, когда видел ее в последний раз. — Она в Оксфорде, присматривает за внуками.
— Сколько их уже у тебя? — поинтересовался Шамир.
Армстронг на мгновение задумался.
— Трое, — ответил он и чуть не добавил, — или четверо?
— Счастливчик. Ты по-прежнему помогаешь нью-йоркским евреям?
— Можешь в этом не сомневаться, — заверил его Армстронг.
— Знаю, старина, мы всегда можем на тебя рассчитывать, — произнес премьер-министр. — Скажи мне, что я могу для тебя сделать?
— Это
— Я сделаю все, что смогу. Израиль всегда будет перед тобой в долгу за все, что ты сделал для нашего народа. Скажи мне, чем я могу тебе помочь, старина.
— Просьба простая, — ответил Армстронг. — Мне нужно одолжить где-нибудь пятьдесят миллионов долларов на короткий срок, максимум на месяц. Ты можешь мне в этом помочь?
Наступило долгое молчание. Потом в трубке снова раздался голос премьер-министра:
— Правительство, конечно, не дает ссуды, но я мог бы поговорить с президентом банка Леуми, если тебе это поможет.
Армстронг решил не говорить премьер-министру, что уже должен этому банку двадцать миллионов долларов, и они ясно дали понять, что больше он ничего не получит.
— Хорошая идея, Ицхак. Но ты не беспокойся, я сам с ними свяжусь, — добавил он, придав голосу уверенности.
— Кстати, Дик, — сказал премьер-министр, — раз уж ты позвонил. Насчет другой твоей просьбы…
— Да? — на мгновение к нему вернулась надежда.
— На прошлой неделе Кнессет дал согласие на твое захоронение на Оливковой горе. Этой привилегией пользуются только те евреи, которые многое сделали для государства Израиль. Поздравляю. Не каждому премьер-министру выпадает такая честь, знаешь ли, — засмеялся он. — Я, разумеется, думаю, что ты еще долго не воспользуешься этим предложением.
— Будем надеяться, ты прав, — вздохнул Армстронг.
— Я увижу вас с Шарлоттой на банкете в лондонской ратуше в следующем месяце?
— Да, будем ждать с нетерпением, — сказал Армстронг. — Тогда и поговорим. А сейчас не смею больше отрывать тебя от дел, премьер-министр.
Армстронг положил трубку, внезапно почувствовав, что его рубашка промокла насквозь и прилипла к телу. Он тяжело выбрался из кресла и направился в ванную, сняв на ходу пиджак и расстегнув рубашку. Он закрыл за собой дверь, вытерся полотенцем и надел свежую рубашку — уже третью за этот день.
Вернувшись за стол, он стал дальше просматривать список телефонных номеров. Книжка открылась на букве «Ш» — Арно Шульц. Он взял трубку и попросил секретаршу соединить его с адвокатом.
— У вас есть его номер? — спросила она.
Он снова наорал на нее, швырнул трубку и сам набрал номер Рассела. Он машинально перевернул еще несколько страниц, и наконец в трубке раздался голос его адвоката.
— У меня нигде не припрятано пятьдесят миллионов долларов? — спросил Армстронг.
— Зачем они тебе? — поинтересовался Рассел.
— Швейцарцы начинают угрожать.
— Я думал, ты расплатился с ними еще на прошлой неделе.
— Я тоже так думал.
— Что случилось с твоим неиссякаемым денежным источником?
— Он иссяк.
— Ясно. Сколько, ты говоришь?
— Пятьдесят миллионов.
— Ну, я знаю один способ, как раздобыть такую сумму.
— Какой? — спросил Армстронг, стараясь не выдать своего отчаяния.
Рассел немного помедлил.
— Ты всегда можешь продать свои сорок шесть процентов акций «Нью-Йорк Стар».
— Но кто сможет собрать такую сумму за короткий срок?
— Кит Таунсенд. — Рассел отодвинул трубку от уха в ожидании вопля: «Никогда!» Но ничего не произошло, и он продолжил: — Думаю, он заплатит выше рыночной стоимости, потому что в этом случае получит полный контроль над компанией.
Рассел опять отодвинул трубку в ожидании потока ругательств. Но, к его удивлению, Армстронг произнес только:
— Почему бы тебе не поговорить с его адвокатами?
— Не уверен, что это правильный подход, — возразил Рассел. — Если я вдруг ни с того ни с сего им позвоню, Таунсенд решит, что у тебя финансовые проблемы.
— А это не так! — заорал Армстронг.
— Никто этого и не говорит, — спокойно ответил Рассел. — Ты ведь пойдешь на банковский прием?
— Банковский прием? Какой еще банковский прием?
— Ежегодная вечеринка для главных персонажей финансового мира и их гостей. Ты приглашен, я точно знаю — в «Трибьюн» писали, что ты сидишь между мэром и губернатором.
Армстронг заглянул в расписание на день, лежавшее на столе.
— Ты прав. Я приглашен. Ну и что из этого?
— Мне кажется, Таунсенд обязательно придет, хотя бы для того, чтобы показать деловому миру, что эта прискорбная статья в «Файнэншл Таймс» ничуть его не задела.
— Похоже, ко мне это тоже относится, — в голосе Армстронга слышалась непривычная тоска.
— Думаю, тебе представится идеальный шанс завести разговор, как бы между делом и посмотреть, какая будет реакция.
Зазвонил еще один телефон.
— Подожди минутку, Рассел, — сказал Армстронг и, взяв другую трубку, услышал голос секретарши.
— Что тебе надо? — завопил он. Рассел отпрянул от телефона, подумав, что Армстронг все еще говорит с ним.
— Простите, что прерываю вас, мистер Армстронг, — пролепетала секретарша, — но вам опять звонит тот человек из Швейцарии.
— Скажите, что я перезвоню, — велел Армстронг.
— Он настаивает, сэр, говорит, что подождет. Соединить вас?
— Я тебе перезвоню через пару минут, Рассел, — сказал Армстронг, поменяв трубки.
Он опустил глаза на записную книжку, открытую на букве «Т».
— Жак, думаю, я знаю, как решить нашу небольшую проблему.
ГЛАВА 38
НЬЮ-ЙОРК СТАР, 20 августа 1991 года: