Четвёртый долг

Винтерс Пэппер

Бонни отпустила меня.

– Я могла бы рассказать о том, что случилось с этими двумя, но пусть образы говорят сами за себя. В конце концов, что такое слова? Картины говорят тысячу слов?
– Она тихо засмеялась, когда я отстранился от нее, впитывая образ за образом.

Медные и кофейные тона вели меня из одного конца комнаты в другой, следуя жалкой хронологии истины.

Бонни была права. Картина действительно рассказывала намного больше. И видя, что она была навсегда заключена в тюрьму и увековечена, мое сердце еще сильнее сжалось от отчаяния.

Элиза

медленно менялась в каждом фото.

Я ахнула, когда наткнулась на первый долг. Изображение цвета охры, на котором кровь была не красной, а цвета жженой бронзой, сочащейся из отметин от плетей на кремовой спине Элизы.

Как будто время сыграло со мной злую шутку, дав мне пощечину от осознания того, что моя жизнь повторяется — само мое существование повторяет жизнь другого человека, какой бы уникальной я себя ни чувствовала.

Точно так же, как когда Джетро пришел забрать меня.

Той ночью в Милане, когда я узнала, что моя жизнь никогда не была моей. Что Джетро в таком же долгу, как и я. Что мы оба пленники запутанной предопределенной судьбы.

Мои конечности дрожали, когда я перешла к следующему фото.

Потускневшее изображение показывало Оуэна, стоящего с первым долговым кнутом в руке, с измученным выражением на лице. Он был больше, чем просто предок Джетро — он мог быть его идентичным близнецом. Вид другого мужчины, который выглядел таким противоречивым, вызвал слезы на моих глазах. Он попытался скрыть это, но сожаление и связь вспыхнули сквозь зернистую картину.

Мы были не единственными, кто влюбился.

Оуэн и Элиза бросили вызов Уивер-Хок и потерпели поражение.

Фотография за фотографией.

Долг за долгом.

Их любовь расцветала, но с течением времени постепенно исчезала.

Второй долг и стул в воде. Элиза болталась на том же самом стуле, к которому я была привязана, черное озеро блестело под ней.

Третий долг в игорном доме. Оуэн сжал в кулаке скомканные игральные карты, его рот был плотно сжат, а глаза умоляли об отсрочке.

Среди фото долгов были и личные изображения. На фотографиях Элиза шила, сидела в саду, опустив пальцы в фонтан и глядя на затянутое тучами небо, словно собираясь улететь. Были также тайные снимки, на которых Оуэн наблюдал за ней, засунув руки в карманы, а его лицо выражало сожаление, печаль, страдание.

Мы живем их историей.

Точная копия двух человеческих жизней, которые были десятилетия назад.

Еще один пример того, что я ничем не отличалась от своих предков. Что у меня нет никакой надежды изменить свою судьбу.

Я подпрыгнула, когда Бонни откинула мои волосы, ее распухшие костяшки пальцев горячо прижались к моему горлу.

– Вот видишь, дитя. Ты думаешь, что ты другая. Ты думаешь, что выиграла, заявив права на сердце моего внука, но я был предупреждена заранее.
– Она махнула рукой, прослеживая развешанные по стенам фото, словно драгоценные камни.
– Я видела, что случилось с моими предками еще до твоего появления. В тот день, когда я увидела сходство между Джетро и Оуэном, я изучила записи.

Я вооружилась за много лет до того, как ты пришла к нам. Я знала, что ты будешь плохо себя вести. Я знала, что это поколение не будет прямолинейным, и планировал соответственно.
– Ее улыбка была чопорной.
– Нет никакой победы, Нила. Обе наши семьи прокляты, чтобы выдержать такое испытание, и только достойным позволено наследовать.

Я не могла ответить.

Взяв меня за запястье, она подвела меня к последним семи изображениям, заключенным в одну замысловатую позолоченную рамку.

– Изучи это хорошенько, дитя. Вот что случилось с Элизой, когда Оуэн был наказан за свои проступки. И вот что случится с тобой.”

Я зажала рот рукой.

С Оуэном разобрались? Его тоже убили?

Мои глаза горели, когда фотографии цвета сепии запечатлелись в моем мозгу.

Пытка за пыткой.

Страдание за страданием.

Методы, о существовании которых я и не подозревала.

Варварские вещи, которые я даже не могла назвать.

Элиза в каждом образе превращалась из жестокой, убитой горем женщины в призрак, уже покинувший этот мир.

Она ужасно страдала, подвергалась преследованиям, которые никто не смог бы вынести долго.

Моя душа оплакивала ее. Мой гнев кипел из-за нее.

Бедная женщина. Бедная девушка.

Неужели это моя судьба? Стану ли я ею?

Сломаюсь ли я в конце концов?

Бонни ткнула пальцем в нижнюю фотографию, где единственной видимой частью Элизы была ее голова. Большой бочонок с шипами, вбитым по бокам, окружал ее тело.

– Каждый из них ... как бы это назвать? Заплатил дополнительную плату. Непослушание никогда не допускается — ни от Уивер, ни от Хоук. Элиза наблюдала, как умирает Оуэн, и попыталась отплатить за него, убив его отца.
– Она постучала меня по носу.
– Так же, как я подозреваю, думаешь сделать и ты.

Я поперхнулась.

Нет...как они могли…

– Ты собираешься убить мою оставшуюся семью, Нила?
– Голос Бонни упал до шипения.
– Потому что, позволь тебе сказать, ты никогда этого не сможешь. Только через мой труп.

Мой пульс участился до невероятной скорости.

Беги!

Мне нужно было быть далеко отсюда. Далеко-далеко, где они никогда больше не смогут прикоснуться ко мне.

Шлепнув меня по щеке, ее удар принес тепло и ясность.

– Смотри на меня, когда я говорю с тобой, дитя.
– Выпрямившись во весь рост, она посмотрела мне прямо в глаза.
– У меня есть для тебя новости. Какие бы планы у тебя ни были, какой бы костяк ты ни вырастил, какую бы месть ты ни задумала осуществить — забудь все это. С тобой покончено, слышишь меня? Джетро мертв. Кестрел мертв. Здесь нет никого, кто спасет тебя — включая тебя саму. С завтрашнего дня ты будешь расплачиваться за свои грехи. Ты покаешься, чтобы твоя душа была достаточно чиста, чтобы заплатить последний долг. Вы проиграли, Мисс Уивер. Точно так же, как Элиза много лет назад. Ты уже труп, и ты ничего, абсолютно ничего не можешь с этим поделать.