Четвёртый долг

Винтерс Пэппер

Она усмехнулась.

– Это за то, что ты не умеешь расставлять цветы.

Она отпустила меня. Вместо того чтобы уронить розу, я обхватила ее рукой, вонзая шипы глубже в свою плоть. Если я не могу выдержать дискомфорт от маленького укола, как я могу надеяться выдержать больше?

Это мое оружие.

Приучить себя к боли, чтобы она больше не контролировала меня.

Кровь, теплая и липкая, собралась в лужицу в моем сжатом кулаке. Глубоко вздохнув, я протянула руку к Бонни и изящно поместила розу в оазис, открыв ладонь и разбрызгивая

капли крови по девственным лепесткам и скатерти.

– Упс.

Лицо Бонни почернело, когда я вытерла оставшийся малиновый цвет о причудливый кусок ленты.

– Любой может расставить цветы, но, чтобы использовать кровь в дизайне, нужна швея.
– Я понизила голос, вспоминая, сколько раз по ночам резала себя ножницами или колола иголками. Я привыкла получать боль в процессе своего творчества.

Это было то же самое.

Я была ранена в процессе чего-то гораздо более благородного - борьбы за свою жизнь.

– Ты больше не пугаешь меня.
– Я подняла ладонь и сунула ей в лицо.
– Кровь меня не пугает. Угрозы меня не пугают. Я знаю, кто ты, и ты просто слабая, старая женщина, которая прячется за безумием, как будто это какая-то мистическая сила.

Маркиз поднялся со стула у стены.

– Мадам?

Я взглянула на него, снисходительно улыбаясь.

– Не перебивай, когда разговаривают женщины. Если она не может справиться с глупой маленькой Уивер, то она не имеет права притворяться.

– Сядь, Маркиз.
– Бонни тяжело дышала, глядя на меня.
– Я еще никогда не встречала такого грубого человека.

– Тогда вы, очевидно, никогда не обращали особого внимания на свою внучку.

Она грубая, как наждачная бумага, и крепкая, как сталь.

Жасмин могла лгать, как лучшая из них, но под этим шелковым и атласным фасадом она превосходила меня силой характера в десять раз.

Зачем говорить об этом Бонни? Заткнись.

Бонни ткнула пальцем мне в лицо.

– Не смей говорить о ней. Жасмин – красноречивая женщина. Она умеет говорить на трех языках, играть на пианино, вышивать, петь и управлять старым поместьем. Она превосходит тебя во всех мыслимых отношениях.

Она одурачила тебя так же чудесно, как и меня.

Мое уважение к Жасмин возросло в сто раз.

Если кто—то из нас и играл в эту игру лучше всех, так это она. Она была настоящим хамелеоном, натягивая пелену не только на глаза своей бабушки, но и на глаза отца и брата.

Она - могущественный союзник.

Я не могла сдержать гордости и раздражения, чтобы не выпалить:

– Вы не только дряхлая, но ещё и несёте бред.

Страница 15

Бонни ударила меня по щеке. Ее ладонь издала характерный звук, коснувшись моей плоти, но не причинила боли. Может, она и обладала силой речи и свирепостью, но, когда дело доходило до физической угрозы, — она становилась хрупкой и слабой.

– Моя семья затмевает

твою во всех отношениях. Жаль, что у тебя не было такого воспитания. Возможно, ты была бы более приятной компанией, если бы ты…

Я больше не могла слушать ее кудахтанье.

– Вы правы. Жаль, что у меня не было никого, кто научил бы меня краситься, печь пироги или играть на инструменте. Я уверена, что была бы счастливее и полноценнее, если бы росла с матерью. Но вы отняли ее у меня. Не искажайте мое прошлое и не делайте вид, что я какая-то обездоленная девушка, которая здесь по милости твоей семьи, потому что это не так. Я ваш пленник и я ненавижу вас.
– Я попятилась от стола.
– Я ненавижу вас, и вы заплатите за то, что сделали.

Ее лицо исказилось от ярости.

– Ты неблагодарная маленькая...

– Согласна. Я была неблагодарной. Я была неблагодарной за то, что влюбилась в хорошего человека только для того, чтобы было слишком поздно. Я была неблагодарна за брата, которого обожаю, и за отца, который медленно разрушается с тех пор, как забрали его жену. Но я не такая уж неблагодарная. Во мне есть сила и собираюсь её воспользоваться.

Маркиз шагнул вперед.

– Мадам. Просто скажите.

Я бросила на них обоих язвительный взгляд.

– Ты доказываешь, что Бонни слишком слаба, чтобы самой наказать меня.

– Довольно!
– Бонни с громким стуком опустила свою трость на стол.
– Не смей называть меня по имени без моего разрешения!

– Тогда скажите мне, чего вы хотите, чтобы мне не приходилось смотреть на вас. Я не хочу оставаться здесь больше ни минуты.

Не заходи слишком далеко.

Бонни содрогнулась. Ее лицо стало пунцовым, и на секунду я понадеялась, что она умрет — просто упадет в обморок от взрывного давления крови или от разрыва своего эго.

Не убивай себя из-за мелочности.

С трудом сглотнув, Бонни сжала обеими руками трость. Ее толстые юбки зашуршали.

– Прекрасно. Я получу от этого огромное удовольствие.

Боже, меня тошнит. Я не хочу знать.

– Просто позвольте мне уйти. С меня довольно.
– Бросившись к двери, я взялась за ручку и обнаружила, что она заперта. Воздух стал густым, слишком горячим. Я впрыснула в свой организм слишком много адреналина и теперь расплачивалась за это.

Расхаживая по кругу, я провела рукой по волосам.

– Вы меня слышите? Меня тошнит от вас, и, если вы меня не выпустите, меня просто вырвет прямо здесь.

Головокружение поглотило меня.

Джетро жив.

Он жив.

Я тоже должна оставаться такой.

Я сглотнула, нуждаясь в свежем воздухе. Я никогда не страдала клаустрофобией, но стены надвигались все ближе, вызывая очередную головокружительную волну, заставляя меня наклоняться вперед, чтобы удержать равновесие.

Бонни, прихрамывая, подошла ближе.

– Ты никуда не пойдешь. Хочешь знать, зачем я тебя вызвала? Пора это выяснить.