Четвертый Рим

Галечьян В.

"...сразу во всех направлениях", — мог бы добавить к магнитофонному тексту Луций, для которого сидение за столом превратилось в нестерпимую муку.

— Ступенчатость приводит к последующему слову не раньше, чем поднялись к предшествующему. Особую прелесть заключает в себе частота повторений предшествующего слова, являющегося чертой, характерной для этой фигуры. Весь монолог Нерона и последующий его диалог с префектом направлен на определение врага и меры наказания.

Префект: Но

главари убиты нечестивые. Нерон: А чернь, которая с огнем осмелилась Напасть на мой дворец... Кары избежит она?

В градации, называемой климаксом (от греческого — лестница), искусственность более очевидна и подчеркнута, а потому эту фигуру следует реже применять. Она также является фигурой пространности состава слов, повторяя сказанное и перед тем, как перейти к последующему, останавливаясь снова на предшествующем.

Наиболее удачным видом фигур надо считать исоколон, когда начало и концы фраз находятся в соответствии между собой, то есть колоны приблизительно сходны по составу слов, оканчиваются одинаковыми падежами и имеют созвучные окончания.

Из равных колонов образуется и так называемый три-колон (трехколонная конструкция), в которой, однако же, не требуется, чтобы созвучия приходились непременно на заключительные слова. Но такая фигура может состоять и из четырех и более членов. Образуется она иногда и из отдельных слов.

Многоколонная конструкция представилась Луцию отчего-то не в виде сочетаний слов, а уходящей широкой галереей вроде какой-нибудь римской колоннады. В ярко-синем небе пели неизвестные птицы южной страны, большие, плоские и длинные, узкие, как осока, но совсем не колючие листья вечнозеленых деревьев свешивались через перила балюстрады. Лина в своем белом платье с длинным шлейфом, который она придерживала свободной рукой, шествовала на этом сказочном фоне под руку с Луцием к восходящему солнцу.

Изображение в мозгу юноши мгновенно переключилось, как в видеоклипе. Возлюбленные уже поднимались по мраморной лестнице. Лина отпустила платье, и его шлейф, словно туманом, окутывал все остающееся за ними. И только вступив в коридор, Луций узнал лицей. Испытанное потрясение от прозаического путешествия потрясло Луция, и он пришел в себя.

11. РЫНОК

Дверь отворилась без стука. На пороге стоял мальчик и молча, не шевелясь, смотрел на Луция. На мальчике был черный картуз с длинным, полузакрывающим лицо козырьком, черный узкий пиджак, из тех, о которых Луций только слышал, но не видел никогда. Расклешенные белые брюки довершали наряд. В руках у мальчика была тросточка с бронзовой замысловатой рукояткой, изображающей голову змеи с широко раскрытой пастью. Глаза мальчика смеялись, а непокорные каштановые волосы лезли на лоб и виски.

— Все студенты — бездельники, если они похожи на тебя, — строго отчеканил мальчик и сделал шаг вперед.

Чуть выпяченные вперед губки и надменный носик мальчика что-то напоминали Луцию, но что?

— Нет, в самом деле, — продолжил мальчик и сел без приглашения так, что весь поместился на стуле вместе с длинными ножками, которые он умудрился подвернуть под себя. — Вы мне не только не рады, но смотрите с таким выражением, будто перед вами бутылка с уксусом или лимон. Того ли я ожидала?

И при слове "ожидала", столь неуместном в устах расфранченного подростка, Луций ее узнал.

— Лина! — выдохнул юноша и замолк. Он столько собирался сказать девочке при встрече, но дыхание вышло из груди и было не произнести ни слова.

— Я все думала, как к тебе попасть, —- затараторила Лина, сдергивая с головы картуз и радостно смеясь. — Не всех же ваших идиотов по больницам рассаживать. Как тот рыжий, живой? — поинтересовалась она небрежно.

— Трудно сказать, — тяжело ворочая языком, проговорил Луций. — Пока еще его в лицее не видать.

Лина между тем, не замечая состояния юноши, с любопытством осматривалась. От ее внимательного взгляда не ускользнули приготовления Луция к отъезду.

— Признайся, — полушутя обратилась она к Луцию,— ты решил сбежать от меня?

Луций вновь попытался поведать о своих чувствах, но язык ни за что не хотел повиноваться, и в очередной раз ему пришлось смириться с невозможностью высказаться

— Мне надо в Петербург, — чужим голосом ответил он.

— Кажется, у меня там нашлись родители.

— В Петербург! — закричала Лина. — Выходит, ты уезжаешь. И мне ничего не сказал. Ну и черт с тобой. Знала бы — ни за что к тебе не пришла!

Она вскочила со стула и, подхватив картуз, гордо направилась к двери. Луций бросился следом, но вновь отчего-то сдержал себя, не желая подчиняться капризам взбалмошной девчонки.

— Я столько ждал тебя, — наконец произнес он тихо.

— А теперь ты уходишь, когда так нужна мне, — и замолк, словно испугавшись собственных слов.

Однако как ни тихо были произнесены слова, Лина услышала их, резко крутанула попкой и повернулась с порога к юноше.

— Какая тебе помощь нужна? — спросила она недоверчиво, но все же словно нехотя вернулась назад. — По-моему, — добавила она, пристально глядя на юношу, — ты не нуждаешься ни в какой помощи. Ты все придумываешь, чтобы меня удержать! Признавайся, признавайся! Если честно скажешь, я тебя прощу.

— Говорю тебе абсолютно честно, — устало сказал Луций, чувствуя полную безнадежность борьбы с собственным языком и переходя к изложению фактов из какой-то другой, сразу показавшейся ненастоящей жизни. — Мне нужно попасть на рынок, чтобы купить продукты на дорогу. Ты сама понимаешь, что одному мне там несдобровать. Да я, признаться, и не знаю ни одного рынка. Ты же на улице чувствуешь себя как дома. Дай мне пару ребят для охраны, в лицее мне не удалось найти никого, а лучше сама сходи со мной...