Четвертый Рим
Шрифт:
— Зачем вы это проделываете? Если Иезуит и ждал ответ на этот вопрос, то напрасно, ибо Губин решил подвести к нему самого монаха.
— Вероятно, твой так называемый наставник, отец Климент, учил тебя, что энергетические импульсы жизненной энергии — космические по своему происхождению — не связаны с наземными природными и социальными условиями и не могут быть направляемы с нашей планеты.
— Да, — отвечал сбитый с толку Иезуит. — Он говорил, что, когда наша планета получает из космоса больше энергии, нежели необходимо для поддержания равновесия, это возможно приводит к социальным взрывам.
— Здесь, в месте выхода мировой временной оси, мы создадим очаг повышенной пассионарности. Благодаря
— Каким образом? Иезуит был так поражен, что позволил себе перебить Губина.
— С завтрашнего утра все пациенты начнут бегать по пересекающей Москву линии воссоздания России.
— Вот это да! — присвистнул монах.
— А в нужный момент по моей команде все начнут прыгать в расчетных точках, будя дремлющую энергию среды, и тогда произойдет пассионарный толчок.
— Революция возможна лишь в музыке! — воскликнул Орфей.
— И в любви, — вздохнул Нарцисс.
— А почему вы не позвали меня топать вместе со всеми?
Продолжая поднимать интеллектуальный уровень своего ученика, Губин продолжил тактику развернутых ответов.
— Организм без внешней среды, поддерживающей его существование, невозможен, поэтому необходимо увеличить энергетический заряд среды с тем, чтобы усилить пассионарность. А я отметил высокий энергетический потенциал у тебя, еще когда ты вдруг превратился в дьявола.
Монах было заикнулся о том, что никогда не имел ничего общего с этим мерзким созданием, но Губин, тут же перебив его, продолжил:
— Оставь. Мы, ученые, опираемся в отличие от богословов не на обманчивые впечатления, а на факты. А они, как известно, вещь упрямая. Что же, ты станешь отрицать у себя способности к целенаправленным сверхнапряжениям?
— Нет, — твердо согласился Иезуит, — мне всегда казалось, что я обладаю чем-то подобным. — Тут он подумал и продолжил: — И благодаря вам я понял, что отец Климент, видя мое могущество, всячески затирал меня.
— Наконец-то ты прозрел, — удовлетворенно отметил историк. — Твои пассионарные способности не уступают дару Александра Македонского, Суворова или Наполеона. А значит, ты призван и не можешь не совершать поступков, которые вызовут изменения внутри человеческого общества.
— Когда я должен буду начать действовать? — вытянулся в струнку Иезуит с горячим желанием отдать честь, но к большому своему сожалению не зная, как это сделать.
— Ты будешь поставлен в известность! Тут Иезуит понял, что более не имеет права злоупотреблять вниманием великого ученого и тратить его драгоценное время, и отошел в сторонку, а Губин продолжил сложные расчеты. Однако у него еще достало времени повернуться к монаху и проговорить торжественно:
— Но ты должен знать, что пассионарность — признак вредный, если не сказать губительный, и для носителя, — и тут он вздохнул еще сильнее, — и для его близких.
— Я готов, — просто проговорил Иезуит. Обрадованный согласием монаха, к нему обратился запыхавшийся Тойбин:
— Каждая человеческая жизнь представляет собой творческий ответ на заданные обстоятельства, таким образом она превосходит сложившуюся ситуацию. Однако именно в силу того, что духовная активность человеческой природы обладает божественной способностью производить действия через тысячи верст и лет, душа, призванная Богом, должна быть особенно крепка!
Если Тойбин хотел еще более укрепить Иезуита, то он старался напрасно. Воспрявшая в монахе удивительная сила не нуждалась более ни в какой поддержке и он, лелея в себе никогда ранее неведомую мощь, направился на поиски готовых слушать его сумасшедших.
Губин
— Ранние христиане показали превосходное наличие двух важнейших качеств, необходимых для создания нового этноса: целенаправленность и способность к сверхнапряжениям. Инерции пассионарного толчка хватило на две тысячи лет, за которые Византия прошла все стадии исторического периода, ставши Третьим Римом в лице прошлой России. Воистину, христианство есть приговор гуманизму, который тщится открыть каждому человеку более широкое его собственное будущее и тем скрывает божественное будущее.
В это время Иезуит заканчивал проповедь перед кучкой сумасшедших.
— Я знаю, для того, чтобы проповедовать истину, необходимо возвыситься силой разума и души, достойной исторической личности. Первый наставник, отец Климент, учил меня эзотерическому христианству, я поверил ему, а он смылся, бросив меня в пустыне невежества, но не смог побороть мою жажду знания. Пришел профессор Тойбин и научил меня тому, что всякий мой поступок есть ответ на вызов враждебных сил. Его сменил настоящий живой академик, и я понял, что жажда знания и могущество созревшей во мне силы Ответа на Вызов поставили меня в эпицентр Мирового времени.
Тут монах топнул ногой и прислушался. Как он и ожидал, никакого ответа на его вызов не последовало и по-прежнему его окружала лишь тишина двора.
— Так я и знал! — радостно воскликнул Иезуит. — Даже силы мировой истории не решаются отвечать мне. Это мое действие... — Иезуит вновь потопал и вновь не услышал даже эхо в ответ... — Это мое действие, — повторил он, — подтверждает истинность суждения профессора Губина о моей пассионарности. Не только по имени, но и по мощи способностей меня можно равнять с Александром, но не с чуждым нам, русским, Александром Македонским, а с Александром Невским. И вот, силы природы не рискуют дать Ответ на мой Вызов.
С этими словами Иезуит затопал изо всех сил и настолько решительно, что даже раскраснелся. Сумасшедшие криками и свистом поддержали его.
Книга вторая. "АНГЛЕТЕР"
1. ОХРАНА
Армейские связи срабатывали на "ять", и на нужном пути путешественники обнаружили совершенно отдельно стоящий вагон зелено-защитного цвета с двуглавым орлом российской армии на боку и двумя автоматчиками вместо проводников. Автоматчики внимательно разглядели протянутый Пузанским литер, сличили все справки и фотографии, осмотрели Луция и Василия на предмет схожести и велели ждать. По перрону плыла разномастная толпа с чемоданами, узлами, котомками, детьми и собаками. Цыганята сразу же окружили Пузанского и, пританцовывая, с криками "Ах, синьор, ох, синьор!" пытались выудить из него монетку. В это же время взрослые цыгане старались проскользнуть мимо автоматчиков в вагон, но из этого ничего не получилось, потому что, пока один из солдат, загородив проход спиной, что-то пел по "рацухе" и в ответ рация хрипела полновесным матом и рекомендовала "не шутить", второй сделал два самых простых, но наиболее эффективных действия: снял с плеча автомат и коротким прикладом смазал по черепу идущего на штурм молодого нахрапистого цыгана, так что тот свалился ему под ноги, и, тут же сняв курок с предохранителя, дал над головой табора веерную очередь, отчего с ближайших проводов посыпались дождем испуганные воробьи. Не дожидаясь повторения стрельбы, цыганки подхватили свои цветные грязные юбки, сопливых цыганят и дали деру. Матерые же цыганские мужики сбились в кучу на краю перрона, прихватив с собой ушибленного и тараторили, наставляя указательные пальцы на вагон, но близко не подходили.