Четыре писаки
Шрифт:
– Это досадное недоразумение. Зачем бы мне её было убивать? Какой вздор. Сестрёнка хочет моих денег, вот и бесится, – с удивительным спокойствием ответил Дигби.
– Слишком много совпадений, мой мальчик, – усмехнулся Энди.
– Мой адвокат докажет мою невиновность, – совершенно хладнокровно произнёс Мэйсон.
– Hora est – час настал, пришло время. И мне искренне тебя жаль, – сказал Айзек.
– Ты что, латынь изучал? – спросил Энди.
– Мой прадед по материнской линии был одним из первых эсперантистов в Америке. А ведь тогда верили, что эсперанто породит новую религию, которая осчастливит весь мир. Таким образом, средиземноморские наречия мне не чужды.
В помещение вошёл дежурный и пригласил мистера Хоумера на выход, рассыпаясь в извинениях. Энди кивнул Айзеку:
– До скорой встречи.
Энди ушёл, а через минут двадцать явился знакомый офицер, сухо извинился за причинённые неудобства, и заявил, что все свободны за исключением мистера Дигби. Мэйсон начал вяло возмущаться, но тут Айзек подошёл к офицеру и сказал, что собирается сделать заявление с глазу на глаз. Полицейский согласился с явным раздражением в голосе и отменил пока разрешение покинуть участок. Эрон высказал свои умозаключения по поводу вины Рафлсона, страдающего раздвоением личности.
– Ну и что же здесь убедительного? Не забывайте, что Вы можете обвинить невинного! – вяло среагировал офицер.
– Рафлсон сказал, что это астральная смерть, не настоящая, а Линда жива. Это уже позволяет делать выводы. Для него Линда это некое сексуальное воплощение Анны Болейн. Вся ситуация и возбудила какое-то смутное, индуцирующее начало в дебрях его подсознания, принимая всё более чудовищные, уродливые формы. Но Линда не выказывает расположение неприглядному Рафлсону. В этом случае, выходит, что она оскорбляет самого короля. С этого момента Линда-Анна подлежит казни и иного выхода у Дастина-Хенри быть не может – замкнутый круг. Подобное возможно в особых случаях шизофрении, если я не ошибаюсь, – уточнил Айзек. – Наконец, он решает, что казнь должна свершиться именно сейчас, несмотря на множество людей поблизости. Но не исключаю, что он находился под постоянным действием сильных наркотиков.
– Он сам может подтвердить это ещё раз для протокола?
– Вряд ли он станет с вами откровенничать так, как вышло со мной. Он может испугаться. Но он – маньяк, а не расчётливый убийца.
– Что же – похоже на истину… – протянул эксперт.
– Если, конечно, дающий показания не заинтересован лично. Вы имеете ещё что-то сказать? – офицер вскинул на Эрона раздражённо выпученные, из-под густых бровей, глаза.
– А вы бы осмотрели одежду его на предмет пятен крови, – предложил Айзек. – Я заметил, что под конец вечеринки он закатал рукава своей рубашки, хотя и спускалась ночная прохлада. Более того, на нём была джинсовая безрукавка, которая куда-то исчезла. А с наступлением ночи, в одной рубашке, становилось слишком холодно.
Одежда Дастина была тщательно изучена и обнаружены свежие пятна крови, малозаметные на тёмных джинсах. Когда Рафлсона заставили раскатать рукава рубашки, манжеты оказались в красно-бурых пятнах. Наконец, в кармане у него был найден носовой платок весь измазанный в крови, который он использовал, чтобы держать рукоять резака. Для полноты картины осмотрели одежду Мэйсона и не обнаружили на ней никаких следов крови. К этому времени, помощник эксперта, который оставался на крыше отеля для фотографирования и измерения положения мёртвых тел, прибыл с безрукавкой Дастина, найденной в мусорном баке. На видном месте она была заляпана кровью.
Когда, лишь к полудню, освободившиеся Эрон и оба Дигби возвращались из отеля, Айзек сказал:
– Как жаль, что убийцей оказался не ты, Мэйсон. Чем-то приятен мне этот романтичный Дастин.
– Полностью разделяю твоё чувство, – отозвалась Мелани.
– Какое же ты алчное чудовище, сестрица! – возмутился Мэйсон впервые в жизни. – Гольный цинизм. Какое равнодушие во взгляде сестры, обрекающей невинного брата!
– Одно могу сказать: Дастин был, вне сомнения, самым способным писателем из нас четверых, включая тебя, Мэйсон, ведь ты не способен написать ничего сносного, – рассуждал Айзек.
– А ты читал написанное мною? – огрызнулся Мэйсон.
– Нет, и не стану под дулом кольта.
– И правильно – одно занудство. Что бы он не написал, получается руководство по здоровому питанию, – рассмеялась Мелани.
– А разве придурок Десмонд мог написать что-нибудь стоящее? – продолжил Айзек. – Конечно нет. Честно говоря, и я не смог по сей день написать то, на что стоило бы потратить время. Остаётся Дастин, из всех четырёх писак – человек с воображением.