Четыре с лишним года. Военный дневник
Шрифт:
Вот на этих фронтовых дорогах мне при встрече танкисты рассказали, как они брали Невель. Это был счастливый случай: танки прорвали фронт, обошли город с запада. Немецкий часовой поднял шлагбаум на шоссе, и только когда увидел звезды на мимо идущих машинах, понял, что происходит. Танки подошли к немецкой комендатуре и открыли огонь по ничего не понимающим фрицам. Другие танковые подразделения устремились на Полоцк, но сил было мало, и наступление не развернулось. Мы должны выручить 3-ю ударную армию, которая проскочила с танками за Невель.
31.12.43
Последний день 1943 года!
В этом году я никого не поздравил, и это на меня не похоже. Каждый год слал поздравления, но сейчас обстановка не позволила.
Меня с Новым годом поздравила только Лена Тимофеева, извиняется, что письмо тоскливое, но тоскливые письма, как правило, красивее. Поэтому люди любят Есенина, любят Лермонтова. Мои письма, возможно, безжизненны, но только это не потому, что я не люблю жизнь, а потому, что в душе полный покой, и никто его не тревожит. Писать о войне уже надоедает, вам хватит таких писем за 42-й год.
Снова пишет Миколка, снова вопросы: «Когда же конец?!» Вам это виднее. Пишет о какой-то Викторине, в ком-то она разочаровалась. Я ничего не понял, потому что никакой Викторины не знаю. Кирик, оказывается, все жен меняет. Галинка его крепко ругает, но зря, пусть живет, как хочет, какое наше дело.
Сегодня я хорошо выпью и встречу в третий раз Новый год в сугубо мужской компании.
А вы не завидуйте ни мне, ни Кирику – у каждого своя судьба.
12.01.44
Новый год мы встретить успели. Командиров полков комдив вызвал к себе в 0.10 уже 44-го года.
Мы же погуляли, постреляли в воздух из пистолетов, я и Игорь Масалов обменялись случайно шапками.
В 3.00 полупьяные, сонные поднялись и вышли на исходные рубежи для нового большого зимнего наступления. С первыми лучами солнца наша артиллерия открыла ураганный огонь, и в 9 часов утра 1 января 1944 года мы перешли первую линию обороны немцев.
Наступление началось от Невеля на север к Новосокольникам. В это же утро другая армия начала наступление в южном направлении на Витебск.
За 12 дней января на счету нашей дивизии появились первые 40 освобожденных населенных пунктов. Но это только по карте, потому что на местности мы не видели ни одного домика. В письмах обычно немного гиперболизируют, но, поверьте: все сожжено, что можно, и взорвано, что нельзя сжечь.
Случаются курьезы: один полк доносит: «Веду бой за деревню Палки», а второй полк в это время: «Нахожусь в деревне Палки». Все серьезно, ибо ориентация идет только по карте, на местности даже головешек нет, все занесено белым пушистым снегом.
Я полмесяца не снимал шубу и шапку. Нет, вру: когда приходится спать на чистом снегу, то шубу снимаю.
Спим мы с Ивановым вместе: укладываем ветки, потом – плащ-палатку, на нее – шинель и шубу Иванова. Раздеваемся до гимнастерок, ложимся и укрываемся моими шубой, шинелью, а сверху плащ-палаткой. При таком раскладе спать тепло и приятно, вероятно так же приятно, как медведю в берлоге. Вставать утром очень не хочется.
В общем, зима получается не в пример той, которую мы провели в блиндаже.
31.01.44
«И воистину светло и свято
Дело величавое войны».
У вас, вероятно, все попуталось относительно моего расположения: мы снова в пути, движемся снова на север. Новосокольники не взяли. С боями подошли к самому городу, но в последний момент, ночью, нас вывели во второй эшелон. С утра в бой вступила 73-я гвардейская дивизия.
В 12 дня по телефону сообщают: «73-я вошла в город». Было очень обидно: ведь на нашем счету нет пока городов, а к вечеру стало известно, что от 73-й ничего не осталось.
Через 4 дня был назначен штурм города; ночью наши полки вышли на исходные рубежи у самых окраин города, мы пролежали в снегу до утра, а в 6 часов дивизию вывели во 2-й эшелон. Во второй половине дня мы уже форсированным маршем двигались куда-то на север.
Игоря не вижу с той ночи, когда поменялись шапками в Новый год. Он где-то в тылах дивизии, с его специальностью сейчас здесь делать нечего.
Орлова давно не пишет. Миколка сообщил, что она поехала к Легостину, который от нее без ума, и что Легочке можно позавидовать. Сам же Миколка не забывает старого и переписывается с Валей Камаевой, а меня почему-то спрашивает: «Отчего у Валентины плохое настроение?» Сам он собирается в командировку на Кубань.
Я же собирался домой, но видите – не получилось. Как война поутихнет – приеду.
20.02.44
«Пути господни неисповедимы».
Пошел 4-й месяц наших блужданий. Вся зима в дороге. За три недели прошли 200 километров пешком и снова очутились там, откуда нас вывезли поездом в ноябре. Получилось турне примерно в 600–700 километров. Все это интересно будет рассказать, а описывать – обстановка не позволяет.
Мы в старой 1-й ударной армии, в родных, если так можно выразиться, лесах и болотах Ленинградской области. У нас прежние крепкие блиндажи, и снова можно топить печку, не жалея дров.
Вчера проходили деревушку, где прожили конец лета и осень. Я торопился глянуть на «родной» домишко, в котором мы жили, и знаете, так стало на душе нехорошо и грустно, когда увидел, что он наполовину сгорел. Дом мы считали родным, хотя прожили в нем всего несколько месяцев, а представляете, каково настоящим хозяевам видеть такое.