Четыре с лишним года. Военный дневник
Шрифт:
Вот это путешествие!
VI. Осталось остаться жить
16.02.45
Я уже далеко-далеко! Отсюда в отпуск не доедешь. Скоро Львов! Смотрю на настоящую Украину: большие сёла, белые домики, бесконечные поля.
Был в Ровно, это большой город с широкими улицами, но, как и везде, всё разбито.
А всё-таки Латвия пока ни с чем не сравнима: ни строениями в хуторах, ни городской архитектурой, ни укладом жизни. Она похожа на ту страну, в которой мы пока ещё не жили.
17.02.45
Всё медленнее и медленнее движемся на Запад!
Львов: разбитый вокзал, большой, довольно своеобразный и, в своё время, вероятно, красивый.
Скоро Перемышль, это уже не Россия, это в прошлом Галиция. Видишь, Таська, подъезжаю к местам того, довоенного сна, значит, скоро конец.
А далеко я уехал – степи Украины закончились, началась каменистая почва. Близко Карпаты – мечта Миколки 41-го года.
Много я уже посмотрел, осталось только остаться жить.
19.02.45
Перемышль! Осмотрели последний наш город, недалеко река Сан, граница, и пойдет Польша. Не доезжая до города, стояли на перегоне и ходили смотреть старые форты Перемышля, построенные еще в ту войну. Всё в цементе, а поверх – бурьян, который растёт уже 30 лет, в трещинах стен – деревья. Будем вспоминать когда-нибудь, читая старые книги, что видели знаменитые форты Перемышля.
28.02.45
Тасенька, путь закончен! Что только не промелькнуло перед глазами. Идя по улицам Кракова (старинная столица Польши), я вспоминал вас, в тех заплатанных валенках и потрепанных шубах.
Здесь идут красивые полечки в красивых шляпках, в туфельках, идут, смеются, щебечут по-своему, они не знают, как вам достаётся война. И тут же мимо прошла замызганная полуторка ГАЗ, она сделана вами, она прошла, возможно, от Москвы до Балтийского моря, а сейчас месит грязь где-то на юге Германии. Ваши танки прошли по всем дорогам Европы, так неужели ты не веришь, что они не завоюют того, что нам захочется?
1.03.45
Представьте: город, чёрная ночь и никакой власти.
Живём так, что даже окна не маскируем: город-то их, но, правда, логики в этом мало. Сейчас сижу в мягком кресле и слушаю музыку, на столе работает прекрасный приёмник, кругом горят люстры, настольные лампы, в комнатах шикарная мягкая мебель. В городе, а называется он Прешов, работает электростанция, и трудятся на ней немцы. Уходя, враг ничего не взрывал, все осталось в порядке.
Мне не хочется повторяться: я уже Леночке описывал себя в качестве оккупанта. Днем идешь по улице, и тебя каждый приветствует, каждый кланяется – и это те люди, которые хотели завоевать мир. Жаль, что не могу хорошо говорить по-немецки, но, может, это и к лучшему, потому что, говори я по-ихнему, они меня, возможно, полюбили бы, а так они ко мне относятся иначе.
Интересно, что после жизни под землёй в течение трёх с половиной лет, из болот и лесов, мы стали полновластными хозяевами роскоши.
Но именно сейчас, под эти красивые звуки танго, что льются из приёмника, ещё сильнее захотелось домой. В болотах это чувство глушилось оторванностью от всего земного, а сейчас передо мной на стене висит портрет красивой девушки, правда, чужой, но всё-таки девушки, и всё-таки красивой. Как хочется домой! Я видел всё, и больше мне ничего не нужно. Летом будем заканчивать: нас готовят к встрече с союзниками, мечтаем встретиться на Эльбе. Дивизия сформирована, как когда-то давно в Алма-Ате в 41-м году.
Таська, ждать осталось недолго, чтобы насладиться жизнью.
А писем в этом году я ещё не получал!
5.03.45
Прочел статью Эренбурга «Из Германии». Он осмотрел восточную Пруссию, которую мы мечтали штурмовать год тому назад. Как у нас с ним всё одинаково: я в Верхней Силезии наблюдаю то же самое и могу написать то же, что и он. Здесь можно увидеть людей со всего мира, по дороге мы встречали и орловских, и курских, и своих калининских «земляков». Где-то под Премышлем встретили целый эшелон украинок, состав долго стоял, концерт совместный устроили. В Катовицах (Польша) – эшелон с французами, они едут домой через Одессу, сколько смеха, сколько веселья; француженки накрашенные и красивые, вероятно, от безграничной радости. В Кракове встречаемся с англичанами и американцами, это военнопленные: опять разговоры, говорим, конечно, не по-английски, а просто так. Один из Тобрука (Африка) объясняет, что с Роммелем воевал в 41-м году, другой тычет в грудь: «Крит, Крит!» Угощают табаком, смеются, а когда их эшелон пошёл, такое было прощанье, что всем всё ясно без языка. Иностранцы едут на Одессу и через Средиземное море домой.
Ну, вернёмся к Германии – вчера был в деревне, если можно так выразиться, здесь нет деревянных домов, как в Литве, и нет крыш под черепицей, как в Польше – кругом большие каменные дома под железом. Угощали обедом в немецкой семье, с их порядками, конечно: тарелки, ножи, вилки – всё, как положено в городе. Здесь деревня и город не различаются по культуре внутреннего обихода: те же белоснежные перины, то же огромное количество посуды, немного разве меньше буфетов и красивых шифоньеров.
Эренбург пишет: «Не от бедности они пошли воевать, а от жадности». Всё сходится с его описанием Восточной Пруссии: в кухнях полотенца с надписями, у постелей коврики с надписями, и в ванной коврик с надписью; такое он видел у Балтийского моря, а я вижу на юге Германии.
Единственное, что здесь некрасиво, – это женщины: они со вкусом одеты и обуты, в шляпках, но фигуры, не дай Бог, – даже в Латвии женщины лучше. Недаром немцы увозили наших девушек. Вы можете конкурировать только с польками, но если вас так же красиво нарядить, вы будете вне конкуренции.
Скажите девушкам: фронтовики, кто останется в живых, здесь не женятся, а Украину прошли, и Славка Моторин, кажется, там женился.
14.03.45
Германия начинает плакать!
Правда, трудно их заставить плакать: слишком много у них всего. За 15 дней в одном посёлке мы не смогли съесть всех гусей и индюшек, не говоря уж о курах. Вас от снабжения фронта освободили, кажется, окончательно, теперь проживём как-нибудь на подножном корме. Прогулку по Германии проделали порядочную, и все мечты солдата о разрушении Германии рушатся. Вспоминается 41-й год, переводчик Джамбула, комиссар стрелкового полка легендарной панфиловской 7-й гвардейской дивизии, при встрече с нами (обе дивизии алма-атинские) произнес зажигательную речь и закончил тем, что пообещал немцам, что они узнают запах гари их земли. И с этими мыслями мы прошли тысячи километров, но увы – Германия не горит; да, это факт: сгореть может только один дом. Разве солдаты мечтали об этом? Все остается целым; нужны большие усилия для разрушения, и «пустыни» Калининской области неповторимы.