Четырехкрылые корсары
Шрифт:
Или:
«Есть у нас в классе девчонка, ничего не скажу, чертовски способная, круглая отличница, по-французски так и чешет, это давно знали; но вдруг навестила школу польская делегация, оказывается, она и по-польски тараторит, — рассказывает одесский восьмиклассник Коля Кривенко и со вздохом добавляет: — Однако язва, каких мало, ехидна, колючка, пересмешница. Принесла как-то в класс старую французскую книгу. Книге больше ста лет, а на вид новенькая, коленкоровый переплет страницы с золотым обрезом. На большой перемене стала показывать картинки, все парту окружили, а Люда — так ее зовут — картинки поясняет. И вдруг слышу, спокойненько выговаривает слова: «А это мсье Буайе, простой фармацевт из города Экс. Чем прославился? Видите, на носу у него букашечка? Цикада, такая же, как наши,
Тут все сразу загалдели: «Ого, Коля, слыхал, что настоящие энтомологи умеют?». «А ты мухе хотя бы свистни!», «Он пауков предпочитает…» и все в таком духе. А я стараюсь выдержку сохранить, замечаю: «Между прочим, паук не насекомое…»
«Некоторые мои подруги, узнав, что решила во что бы то ни стало быть энтомологом, не скрывают удивления: как можно такую неприятную специальность избрать «Они ведь противные, твои насекомые, — копошатся чего-то», — убеждают они меня», — писала тюменская абитуриентка Серафима Ермакова.
«Боюсь, меня посчитают опоздавшим родиться Паганелем, если я признаюсь, что хочу изучать насекомых», — писал вологодский юннат Сергей Машинцев.
«В книге «Фабр» авторы Васильева и Халифман рассказывают, что Фабра в школе дразнили «Мухой». И меня так дразнят. Даже стихи-дразнилку сочинили. Принес я в школу книжечку Фриша «Десять маленьких непрошеных гостей», и на меня придумали песенку.
Мудрый наш Сергей Арканов Развел в банке тараканов. Все дивятся: вот те на-кось, Зачем Сержу така пакость? И действительно, к чему Прусаки му-дрей-ше-му?жалуется еще один Сергей, из-под Ленинграда.
«Прожить жизнь надо с пользой для людей. Но что может дать изучение козявок? — корят меня товарищи. — Зачем вступил в кружок юных энтомологов при нашей городской биостанции?» — сообщает восьмиклассник Давид Тевосян.
Что же, может, эти сомнения не так уж и безосновательны? Может, изучение насекомых не способно принести радость исследователю и не столь уж важно для людей?
…Среди памятников, воздвигнутых разными народами в разное время, существуют памятники животным. Больше всего их сооружено в честь собаки. В Японии в Токио, очень популярна скульптура, изображающая упряжку из пятнадцати полярных ездовых собак, погибших в одной из антарктических экспедиций. На окраине Парижа стоит памятник сенбернару Барри. Много сотен людей терпевших бедствие во время снежных бурь в Альпах, спасены этой замечательной породой, вот уже сколько десятилетий разводимой в специальном питомнике в Швейцарии. Надпись на цоколе монумента гласит: «Он спас сорок человек и погиб при спасении сорок первого».
И японский и французский памятники поставлены конкретным собакам. «Пусть собака, помощник и друг человека с доисторических времен, приносится в жертву науке, но наше достоинство обязывает нас, чтобы это происходило непременно и всегда без ненужного мучительства» — таков завет великого И. П. Павлова, начертанный на одном из барельефов, образующих пьедестал памятника лабораторной собаке, воздвигнутого в 1935 году перед зданием Института экспериментальной медицины в Ленинграде. В Ленинграде же у подножия бюста знаменитому путешественнику Н. М. Пржевальскому словно отдыхает навьюченный бронзовый верблюд — память о тех кораблях пустыни, что не вернулись из экспедиции ученого в глубь центральноазиатских пустынь.
В Якутске перед институтом мерзлотоведения стоит памятник мамонту, а у поселка Кулешово, Сумской области, недалеко от места, где в конце прошлого века также были найдены останки гиганта, высится обелиск, воздвигнутый в ознаменование исторической находки.
Есть в разных странах памятники лошадям — скакунам и тяжеловозам, коровам-рекордисткам, свинье с поросятами, даже зайцу, даже воробью: об этих памятниках написаны книги, в которых неожиданностей не меньше, чем в ином приключенческом романе. Но мы расскажем о памятниках насекомым. Их пока совсем немного.
На одной из площадей в городе Энтерпрайз, штат Алабама, США, установлена в 1919 году окруженная фонтаном колонна, несущая четырехметровую фигуру богини плодородия Цереры. В поднятых руках Церера держит отлитого из металла хлопкового долгоносика — злейшего вредителя хлопковых плантаций. Но надпись на пьедестале гласит: «В знак глубокой признательности хлопковому долгоносику — предвестнику расцвета — воздвигнут сей памятник благодарными гражданами Энтерпрайза, округ Коффи, Алабама».
Памятник в честь жучка да еще — вредителя?! До первой мировой войны фермеры Алабамы из года в год высевали на своих полях хлопчатник. В результате сильно размножился долгоносик, с которым не могла справиться и истребительная химия.
Лишь когда фермеры, поняв ошибку, перешли на правильней севооборот, начали возделывать также и другие культуры: кукурузу, земляной орех, картофель, сеяные травы, — долгоносик исчез, а фермеры стали собирать богатые урожаи. Вот чем заслужил хлопковый долгоносик признательность — он преподал земледельцам целого штата дорогую, ценную науку.
Долгоносик не единственное насекомое, удостоенное памятника. В 1960 году исполнилось 75 лет одному из пионеров японского пчеловодства Хироши Ватанабе. По его почину и благодаря его заботам в городе Гифу сооружен превосходно задуманный и исполненный памятник… На мраморной плите, верх которой оплетен шестиугольными контурами пчелиных ячеек, в двух неровных бронзовых кольцах изображена летящая пчела. Три фигуры — отца, матери и ребенка — прислонились к плите. Они смотрят на горящее золотом изображение удивительного насекомого, которое, собирая сладкий нектар, превращает завязь цветков в тяжелые, сочные плоды и ягоды, в увесистые арбузы и дыни, в полные семян корзинки подсолнечника, в темно-коричневые семена гречихи, в гладкие семянки льна, в опушенные ватой семянки хлопчатника, в семена кормовых трав…
Изображение перепончатокрылых на таблице, приложенной к старинному изданию книги Карла Линнея, — здесь и наездники, и осы, и пчелы, и шмели…
А вот в честь завезенной из Южной Америки бабочки кактусовая огневка (Кактобластис какторум), чьи гусеницы очистили земли Австралии от сорных кактусов опунций, в Бунарга, вблизи города Чинчилла, воздвигнут мемориал — скромное сооружение для концертов и собраний «Мемориал Холл», «Boonarga, kaktoelastis memorial Hall». Бронзовая доска на стене здания напоминает о помощи, оказанной фермерам Австралии огневкой, начисто уничтожившей дикие чащи, с которыми не могли сладить агрономы: никакая отравляющая химия их не брала, они и в огне не горели.
Пока только три памятника насекомым известны на нашей планете. Впрочем, люди еще очень мало знают о насекомых, очень неясно представляют себе, какое место занимают эти существа и в жизни природы, и в их собственной жизни.
Углубляясь в изучение любого насекомого, иной раз ловишь себя на мысли, что это занесенный на нашу планету пришелец, пришелец из неведомого, необычного мира, — мира, может быть, принадлежащего другой галактике.
Попробуйте хоть приблизительно нарисовать себе окружающее таким, как оно может восприниматься органами чувств насекомых. Совсем непросто представить себе мир жука, бабочки, мухи, муравья, осы.