Чингисхан. Пенталогия
Шрифт:
– Рад видеть тебя в добром здравии, отец, – начал Джучи голосом более низким, чем ожидал хан. – Перед моим уходом ты был еще слаб от яда убийцы.
Чингис заметил, как дрогнула рука Субудая, будто он хотел поднять ее и подать Джучи предупредительный знак. Полководец, казалось, был мудрее своего воспитанника. Однако юноша держался перед отцом уверенно, как если бы был рожден в законном браке и дома его ожидал радушный прием.
– Похоже, я не из тех, кого можно легко убить, – добродушно ответил хан. – Добро пожаловать в мой дом, Джучи.
Юноша не двинулся с места, ведь оказанное ему
– Ты оказываешь мне честь, мой господин, – поблагодарил Джучи, склоняя голову, чтобы отец не увидел гнева в его глазах.
Взвешивая слова молодого человека, Чингис задумчиво кивал головой. Тем временем Джучи уже взял в ладони руки матери, склонив к ней бледное, напряженное лицо. Хотя глаза Бортэ наполнились слезами радости, с Джучи она вела себя сдержаннее, чем с Угэдэем. В такой обстановке мать не посмела обнять своего высокого юного воина. Прежде чем Чингис успел заговорить снова, Джучи повернулся к младшему брату, и все напряжение моментально схлынуло прочь.
– Вот ты где, молодой человек, – произнес Джучи.
Угэдэй хитро улыбнулся и бросился навстречу Джучи, чтобы отвесить ему тумака в плечо и спровоцировать поединок, который вскоре закончился, как только голова Угэдэя оказалась под мышкой старшего брата. Чингис недовольно следил за происходящим, силясь подобрать какую-нибудь колкость, дабы обуздать легкомысленное поведение Джучи. Тем временем старший брат отвел Угэдэя в сторону, невзирая на глухие возражения против того, чтобы надрать ему уши. Впрочем, хан еще не отпускал сына, а потому Чингис уже открыл было рот, чтобы позвать его назад, но тут заговорил Субудай:
– Твой сын хорошо усвоил науку, повелитель. Он командовал тысячей в бою, и мужчины уважают его.
Чингис поморщил лицо, поняв, что упустил нужный момент.
– Не слишком ли быстро ты его научил? – поинтересовался он.
Какой-нибудь малодушный сейчас же признал бы правоту хана, но Субудай, преданный юноше, которого пестовал в течение трех долгих лет, возразил:
– Твой сын быстро научился командовать, повелитель. А главное, он научился вселять в людей веру в победу. Мой поэт сложил о Джучи много стихов, да и воины им довольны. Он способен повести за собой. Лучшей похвалы для него мне не найти.
Чингис направил взгляд туда, где развлекались Джучи с Угэдэем. Вместе они казались моложе и скорее походили на мальчишек, что росли в юрте Чингиса. Он недовольно покачал головой, а когда снова заговорил, надежды Субудая растаяли.
– Дурная кровь может ударить в голову в любую минуту. В бою он может предать. Будь осторожен и не доверяй ему свою жизнь.
Субудай не смел перечить хану, чтобы не нарваться на грубость, хотя и сгорал от желания возразить против несправедливости. В конечном счете он оставил свои возражения при себе и склонил голову.
– Джелме и Чагатай всего в трех днях пути отсюда, – немного повеселев, продолжил Чингис. – Скоро увидишь моего настоящего сына, Субудай, и тогда поймешь, почему я горжусь им. Украсим землю светильниками и будем есть и пить столько, что люди еще долго будут помнить об этом.
– Как прикажешь, повелитель, – ответил Субудай, пряча от хана свое недовольство.
За три года Джучи вырос у него на глазах и стал настоящим мужчиной, таким, который способен вести за собой целые армии. Субудай не видел в нем слабости и знал, что Джучи разбирается в людях. Наблюдая за тем, как хан глядит на старшего сына, Субудай искренне сочувствовал Джучи, словно ощущал боль, которая должна была терзать юношу. Ведь никому не пожелаешь быть отвергнутым собственным отцом. Если бы хан обращался со всеми своими полководцами так же, как он обращался с Джучи, насмешки отца не причиняли бы тому столько боли.
Когда Чингис, Хачиун и Хасар отвернулись, Субудай чуть заметно покачал головой и, приняв снова невозмутимый вид, присоединился к ним, чтобы заняться приготовлениями к празднику. Ждать прибытия Джелме и Чагатая осталось недолго, но Субудай совсем не горел желанием увидеть, как Чингис будет восхвалять своего второго сына, отдавая ему преимущество перед первым.
Глава 4
Джелме не спал. Что-то мешало ему уснуть. В кромешной тьме он привстал и внимательно прислушался. Дымовое отверстие юрты было закрыто, и глаза никак не могли приспособиться к темноте. Лежавшая рядом с ним китаянка шевельнулась, Джелме протянул руку и коснулся ее лица.
– Тихо, – прошептал он.
Джелме хорошо знал звуки ночного лагеря: и ржание лошадей, и смех, и ночную капель, что так навевала сон. Знал во всех мелочах, как сопят и храпят его люди. Но какая-то часть его, как у дикого пса, всегда была начеку. Джелме имел достаточно опыта за плечами, чтобы не отмахнуться от жгучего чувства опасности, как от дурного сна. Тихонько отбросив меховое покрывало, он, в одних старых штанах и с голой грудью, поднялся с постели.
Хотя едва слышимый звук шел издалека, определенно это трубил дозорный. Как только его сигнал стих, Джелме схватил меч, подвешенный к центральному столбу юрты. Натянув сапоги и накинув на плечи халат, полководец выскочил в ночную мглу.
Лагерь уже начал просыпаться. Ворча спросонья и пощелкивая языком своим скакунам, воины садились в седла. До стана Чингиса оставался всего день пути, и Джелме мог только гадать, что за сумасшедший отважился бы скакать ночью, рискуя ногами драгоценных лошадей. Попадись на пути всего одна норка сурка – и у коня сломана передняя нога. Джелме и представить не мог, чтобы на этих безлюдных равнинах оказались враги. Он не знал никого, кто осмелился бы напасть на него здесь. И все же на всякий случай готовился отразить нападение, не желая оказаться застигнутым врасплох в собственном лагере.
К юрте Джелме подбежал по темной траве Чагатай. Его неровная поступь выдавала количество выпитого накануне арака. Когда вокруг юрты зажглись светильники, ослепленный, юноша сощурил глаза, но Джелме не проявил ни малейшего снисхождения. Ведь воин всегда должен быть готов вскочить на коня и скакать, и недомогание ханского сына мало интересовало сейчас Джелме.
– Возьмешь сотню, Чагатай, – велел он, не скрывая своего недовольства. – Прочешешь местность вокруг: нет ли кого. Кажется, мы тут не одни.