«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время)

Почекаев Роман Юлианович

Свои права на власть все претенденты обосновывали родством с подлинными потомками Чингис-хана. При этом одни выдавали себя за реальных Чингизидов, умерших ко времени выхода самозванцев на политическую сцену (Лжешайхим-султан, Лжеабд ал-Гаффар-султан, Лжеэренг-Мухаммад-хан), другие же объявляли себя потомками ханов или султанов чингизидского происхождения, не имевшими реальных «прототипов»: так, Абд ал-Амин / Испанд-султан считался сыном Ибадаллах-султана (хотя у последнего был только один сын, Йадгар-Мухаммад-султан, скончавшийся в возрасте трёх-четырёх лет [306] ); Нур-Мухаммад был объявлен сыном мервского Абу-л-Мухаммад-хана путём легитимации, т. е. фактически был усыновлён им. Адил-Гирей считался побочным потомком крымского хана из рода Гиреев.

306

Ахмедов Б. А. О времени и обстоятельствах смены на рубеже XVI–XVII вв. династии Шейбанидов Аштарханидами. – С. 170.

Как мы убедились, большинство самозванцев, в конце концов, разоблачались и их правление заканчивалось насильственной смертью. Исключение составляли лишь Нур-Мухаммад-хан, нашедший убежище в Иране, и Адил-Гирей-хан, низложенный и окончивший жизнь в ссылке. Тем не менее все они в течение некоторого времени удерживали власть и пользовались признанием со стороны различных политических сил.

Конечно, во многом своей властью и её сохранением лжечингизиды были обязаны своим прямым покровителям, которые возводили их на престол.

Вместе с тем далеко не последнюю роль играло и международное признание самозванцев в качестве легитимных правителей. И чем более могущественные монархи признавали право самозваных потомков Чингис-хана на власть, тем более длительным оказывалось их правление. Так, законность нахождения на престоле Нур-Мухаммад-хана в Мерве признали бухарский хан Абдаллах II и персидский шах Аббас I, которые оказывали ему содействие в борьбе с внутренними противниками – хивинскими султанами-Арабшахидами, что и обусловило длительность его правления. Лжешайхим-султан довольно быстро сошёл с политической арены, поскольку из всех Чингизидов его признал лишь казахский Абу-Лайс-султан. Неудивительно, что вскоре сами каракалпакские предводители, провозгласившие его ханом, избавились от претендента. Положение Испанд-султана в Балхе подкреплялось тем, что его признал сам глава рода Шайбанидов – бухарский хан Пир-Мухаммад II, который отчаянно нуждался в любых союзниках для борьбы с казахскими султанами и мятежными бухарскими царевичами из рода Аштарханидов [307] . Поддержка главы Бухарского ханства и позволила самозванцу (который даже не назвался именем настоящего царевича-Чингизида!) удерживать власть в Балхе в течение трёх лет. Лжеабд ал-Гаффар-султан считался законным ханом из рода Шайбанидов и успешно противостоял казахским ханам Бахадуру и Ишиму, по-видимому, поначалу считавшим его природным Чингизидом. Лишь когда они узнали о его самозванстве, они предприняли решительные меры по устранению правителя Ташкента. Адил-Гирей, благодаря поддержке турецкого султана, в течение пяти лет удерживал власть, несмотря на постоянные заговоры и открытые мятежи султанов-Гиреев и крымской аристократии. В противоположность всем вышеупомянутым самозванцам, покровители хивинского Лжеэренг-Мухаммад-хана не сочли нужным добиваться международного признания и поддержки, сделав ставку исключительно на то, что мало кто знал о смерти настоящего хана, а самозванец был очень похож на него; в результате вскоре против Лжеэренга вспыхнул бунт хивинских узбеков.

307

Там же. – С. 164–166.

Разоблачение самозванцев, безусловно, служило поводом для свержения Лжечингизидов. Но именно поводом, поскольку причины носили политический, а не генеалогический характер – ведь не менее часто свергались даже те Чингизиды, происхождение которых ни у кого не вызывало сомнений.

В завершение отметим, что сам феномен самозванства доказывает, что данная династия и в XVI–XVII вв. по-прежнему продолжала сохранять наиболее легитимные права на верховную власть в тюрко-монгольских государствах Евразии, хотя современные исследователи справедливо считают, что уже со 2-й пол. XV в. чингизидское происхождение перестало служить решающим фактором в борьбе за трон, и легитимность Чингизидов являлась своеобразной политической (и правовой) «инерцией» [308] . Тем не менее влиятельные вожди и авантюристы готовы были рисковать своей головой, выдавая себя за потомков Чингис-хана, поскольку на этом основании им было гораздо проще добиться трона и признания, чем просто захватить и удерживать власть силой оружия.

308

См.: Трепавлов В. В. Джучиев улус в XV–XVI вв.: инерция единства. – С. 13.

§ 4. Среднеазиатские монархи XVIII–XIX вв. как потомки Чингис-хана и Тимура

Мухаммад Шайбани и его родственники – Шайбаниды, вынужденные покинуть пределы страны своих предков – Улуса Джучи, к 1525 г. окончательно вытеснили последних потомков Амира Тимура из Чагатайского улуса и, казалось бы, восстановили status quo, вернув власть в этом бывшем улусе Монгольской империи «золотому роду». Однако на рубеже XVIII–XIX вв. новые династии нечингизидского происхождения захватили власть в трёх государствах, ранее входивших в Чагатайский улус, т. е. снова, и на этот раз окончательно узурпировав права «золотого рода» на престол. Однако интересно отметить, что при этом правители этих ханств опирались не только на чингизидскую, но и на тимуридскую традицию, хотя Тимуриды и сами, как известно, с юридической точки зрения считались узурпаторами.

Ещё в сер. XVIII в. фактически управлявший Бухарой аталык Мухаммад-Рахим из племени мангытов (предположительно – одна из ветвей рода правителей Ногайской Орды) сверг одного за другим трёх ханов из династии Аштарханидов и в 1756 г., наконец, решился провозгласить ханом себя самого, хотя сам не принадлежал к Чингизидам даже по женской линии. Тем не менее он счёл себя достаточно могущественным, чтобы созвать курултай и, подобно потомкам «золотого рода», формально быть избранным на нём монархом Бухары [309] .

309

Sela R. Central Asia in the 18th century: the age of introspection. Ph. D. Diss. – Bloomigton, 2004. – Р. 43–72. При обсуждении этого события на конференции «Средневековые тюрко-татарские государства» (Казань, март 2012 г.) рязанский исследователь А. В. Беляков отметил, что курултай, избрав Мухаммад-Рахима ханом, фактически «сделал» его Чингизидом. Нельзя не согласиться с тем, что фактически это выглядело именно так.

Несмотря на своё могущество и формальное избрание на курултае, Мухаммад-Рахим предпринял определённые шаги по легитимации своей власти. Прежде всего, он женился на дочери одного из свергнутых им ханов – Абу-л-Файза Аштарханида, что в какой-то мере связало его с «золотым родом», по крайней мере в статусе «гургана». Примечательно, впрочем, что именно этот фактор легитимации практически не принимался во внимание бухарскими историками при обосновании ими правомерности воцарения Мухаммад-Рахима [310] . В большей степени они апеллируют к согласию на его избрание 92 узбекских племён, представители которых одобрили его воцарение на курултае, кроме того, узурпатор заручился поддержкой духовенства, объявившего, что воцарение нового хана угодно Аллаху [311] .

310

Кюгельген А. фон. Легитимация среднеазиатской династии Мангытов в произведениях их историков. – С. 269.

311

См. подробнее: Почекаев Р. Ю. Религиозные факторы легитимации власти в Золотой Орде и позднесредневековых тюрко-монгольских государствах XV–XVIII вв. // Золотоордынское обозрение. – 2013. – № 1. – С. 96–109.

Тем не менее, перед своей смертью в 1758 г. он решил назначить преемника, руководствуясь именно принципом принадлежности к дому Чингис-хана – правда, весьма и весьма условно. Единственная дочь Мухаммад-Рахима была сначала женой Абд ал-Мумин-хана из династии Аштарханидов (первого ставленника Мухаммад-Рахима и, соответственно, второго из трёх ханов, свергнутых им), а после его смерти стала женой своего двоюродного брата Нарбута-бия Мангыта, и от этого брака родился сын Фазыл. Хотя в биологическом отношении этот единственный внук Мухаммад-Рахима не имел чингизидской крови [312] , самозваный хан, вероятно, исходя из того, что его дочь прежде была ханской супругой, присвоил внуку титул «тура», которым обладали только Чингизиды, и провозгласил его своим наследником. Однако, во-первых, права малолетнего Фазыла (к моменту смерти деда ему было шесть лет) были слишком спорны, во-вторых, его отец не сумел противостоять более сильному родственнику – Даниял-бию, дяде Мухаммад-Рахима, захватившему власть после смерти племянника. Фазыл-тура вместе с отцом, в качестве своеобразной «компенсации», был отправлен в город Карши в качестве наместника, а сам Даниял, в отличие от племянника, не пожелал прослыть узурпатором и вернул власть Чингизидам в лице Абу-л-Гази-хана (чья родословная, впрочем, довольно противоречиво представлена в различных источниках) [313] . Даниял-бий и его сын Шах-Мурад (кстати, женившийся на вдове своего двоюродного брата Мухаммад-Рахима – дочери Абу-л-Файз-хана) продолжали считаться лишь аталыками и фактически правили Бухарой, прикрываясь именем Абу-л-Гази-хана [314] . Лишь когда после смерти Шах-Мурада на престол вступил его сын Хайдар-тура (их мать являлась ханской дочерью), он счёл себя достаточно легитимным наследником, чтобы отказаться от практики возведения на престол марионеточных Чингизидов [315] .

312

Чингизидское происхождение Фазыла не отмечено в бухарских источниках, однако следует иметь в виду, что Мухаммад-Рахим был женат не только на дочери Абу-л-Файз-хана Бухарского, но и Ширгази-хана Хивинского (вдове другого хивинского хана Ильбарса), а его брат, отец Нарбуты – на ещё одной дочери Абу-л-Файза. См.: Бейсембиев Т. К. Возрождение чагатайской государственной идеи в Мавераннахре (конец XVIII – начало XIX в.) // Историко-культурные взаимосвязи Ирана и Дашт-и Кипчака в XIII–XVIII вв. Материалы Международного круглого стола. – Алматы, 2004. – С. 107–108 (прим. 4). Соответственно, есть основания допускать, что хотя бы в одном из родителей Фазыл-тура могла течь чингизидская кровь.

313

Мирза Абдал’Азим Сами. Та’рих-и салатин-и мангитийа (История мангытских государей) / пред., пер., прим. Л. М. Епифановой. – М., 1962. – С. 49–50.

314

Сведения о статусе Абу-л-Гази-хана в правление Шах-Мурада противоречивы: согласно большинству бухарских письменных источников, Шах-Мурад уже с самого начала своего правления низложил хана и управлял сам с титулом эмира. Однако некоторые источники, а также нумизматические материалы свидетельствуют о том, что Абу-л-Гази номинально стоял во главе Бухарского ханства ещё в 1790-е гг. Современные исследователи склонны полагать, что он окончательно лишился трона и даже был вынужден покинуть Бухару уже по воцарении эмира Хайдара. См. подробнее: Бейсембиев Т. К. Возрождение чагатайской государственной идеи в Мавераннахре. – С. 107 (прим. 3).

315

Кюгельген А. фон. Легитимация среднеазиатской династии Мангытов в произведениях их историков. – С. 347.

Несмотря на то что формально Бухара кон. XVIII – нач. ХХ в. не являлась ханством, официально именуясь эмиратом [316] , фактически нередко её правители из династии Мангытов уже с 1820-х гг. (начиная с эмира Насруллаха) титуловались ханами [317] , а последний из них, Сайид-Алим-хан, официально присоединил этот титул к своему имени. Все они подчёркивали, что в их жилах текла чингизидская кровь, и это позволяло им считаться «тура», т. е. лицами, имевшими право на ханский трон и верховную власть в бывшем чингизидском государстве [318] . Свой статус они подчёркивали также набором полномочий, присущих именно ханам: законодательная деятельность (в форме издания актов высшей юридической силы – ярлыков, которые прежде имели право издавать только независимые верховные правители-ханы), установление налогов и сборов, не предусмотренных мусульманским правом, сохранение чингизидской системы администрации [319] . Эти полномочия бухарские эмиры, а также и другие правители из «новых» среднеазиатских династий сохраняли вплоть до прекращения существования их государств в 1-й четв. ХХ в. Характерно, что в официальной российской имперской документации, а также в прессе последние эмиры Бухары периодически упоминались то с ханским титулом, то без него [320] .

316

Название «Бухарское ханство», тем не менее, даже и в период эмирата «по инерции» продолжало применяться, в том числе и в российских официальных актах XIX – нач. ХХ в., и в историографии см.: Арапов Д. Ю. Мусульманское движение в Средней Азии в 1910 г. (по архивным материалам Департамента полиции Министерства внутренних дел Российской империи) // Сборник Русского исторического общества. – М., 2002. – Т. 5 (153). – С. 132 (прим. 2).

317

Григорьев В. В. О некоторых событиях в Бухаре, Хоканде и Кашгаре. Записки Мирзы-Шемса Бухари // Учёные записки Императорского Казанского университета. – 1861. – Казань, 1861. – С. 23; Frhni Ch. M. Opusculorum postumorum. Pars prima / еd. B. Dorn. – Petropoli, 1855. – Р. 133.

318

Сыновья бухарских эмиров назывались «тореджан», что подчёркивало их право на верховную власть по рождению. См.: Записка П. М. Лессара о внутреннем положении Бухарского ханства и его отношениях с Россией (1895 г.) // Сборник Русского исторического общества. – М., 2002. – Т. 5 (153). – С. 99.

319

См. подробнее: Семёнов А. А. Очерк поземельно-податного и налогового устройства б. Бухарского ханства // Труды Средне-Азиатского государственного университета. Серия II. Orientalia. – Ташкент, 1929. – Вып. 1; Его же. Очерк устройства центрального административного управления Бухарского ханства позднейшего времени // Материалы по истории таджиков и узбеков Средней Азии. – Сталинабад, 1954. – Вып. II; Bregel Yu. The administration of Bukhara under Manghits and some Tashkent manuscripts (Papers on Inner Asia No. 34). – Bloomington, 2000.

320

См., напр.: Кончина эмира Бухарского // Родина. – СПб., 1911. – № 11. – С. 3–4; Сеид-Абдул-Ахат-Хан, эмир Бухарский // Нива. – 1893. – № 1. – С. 19–24; ЦГА РУз. – Ф. И-1. Канцелярия Русского Политического Агентства (Бухара). – Оп. 31. – Д. 735/33 (электронная версия с сайта «Zerrspiegel»:orientphil. uni-halle. de).

Кроме того, чтобы придать больший вес своим правам, Мангыты возродили и отдельные тимуридские традиции, в частности, введённый в 1800 г. эмиром Хайдаром процесс интронизации с использованием Кок-Таш («синего трона») Тимуридов, который не использовали сменившие их ханы – Шайбаниды и Аштарханиды [321] .

321

Бейсембиев Т. К. Возрождение чагатайской государственной идеи в Мавераннахре. – С. 99; Кюгельген А. фон. Легитимация среднеазиатской династии Мангытов в произведениях их историков. – С. 87; Маликов А. Культура Самарканда в конце XVIII – первой половине XIX в. // Культурно-исторические процессы в Центральной Азии (древности и Средневековье). – Алматы, 2012. – С. 291, 295; Sela R. The «Heavenly Stone» (Kцk Tash) of Samarqand: A Rebel’s Narrative Transformed // Journal of the Royal Asiatic Society. – 2007. – 3rd Ser. – Vol. 17. – № 1. – P. 21–32.

Конец ознакомительного фрагмента.