«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время)
Шрифт:
Глава II
«Чингизово право» как монополия на верховную власть: права и проблемы
Рассматривая в настоящем исследовании «чингизово право» как особую правовую систему тюрко-монгольских государств, мы не должны игнорировать характеристику статуса самого правящего рода Чингизидов, выражавшегося в совокупности прав, прерогатив и привилегий. И, конечно же, базовым принципом «чингизова права» в таком понимании являлось закрепление исключительного права потомков Чингис-хана на верховную власть и ханский титул на всём пространстве бывшей Монгольской империи. В настоящей главе мы намерены рассмотреть, как это право действовало на практике, какие проблемы возникали в связи с его реализацией, а также – каким образом задействовали его в своих интересах те претенденты на власть, которые не имели прямого отношения к роду Чингизидов.
§ 1. Принадлежность к «золотому роду» как основание права на власть во всех чингизидских улусах (на примере рода Угедэя)
Одна из особенностей перехода власти в монгольских государствах XIII–XVI вв., наиболее чётко сформулированная
231
См.: Султанов Т. И. Поднятые на белой кошме. Потомки Чингиз-хана. – Алматы, 2001; Его же. Чингиз-хан и Чингизиды. Судьба и власть.
Судьба этой ветви Чингизидов оказалась довольно трагичной по сравнению с ветвями других потомков Чингис-хана. Несмотря на то что Угедэй стал преемником своего отца на ханском троне и род его в течение более двух десятилетий сохранял власть в Монгольской империи (а затем ещё в течение полувека претендовал на трон хагана), Угедэиды уже в середине XIII в. были формально лишены права занимать трон хагана Монгольской империи и в начале XIV в. лишились своего самостоятельного улуса. А к середине XV в. их род окончательно пресёкся – тогда как другие ветви Чингизидов продолжали находиться у власти даже в конце XVII – сер. XIX в.
Тем не менее именно Угедэиды оказались наиболее «востребованы» в качестве кандидатов на трон в различных государствах Чингизидов в Смутные времена. Их воцарение, по нашему мнению, являлось своего рода компромиссом, способным примирить представителей более легитимных и более влиятельных ветвей Чингизидов и установить в раздираемом смутой государстве какое-то подобие прежнего порядка с соблюдением паритета противоборствующих кланов. Представляется интересным проанализировать примеры их восхождения на трон и выяснить причины выбора в качестве ханов представителей именно этого рода.
1. Первый пример относится ещё к 1250-м гг. и, собственно, не привёл к возведению на трон потомка Угедэя – речь идёт о статусе царевича Хайду, внука Угедэя, при хане Мунке. Ещё в 1908 г. Э. Шаванн опубликовал монгольскую грамоту китайского письма, датированную 1257 г. Её адресант гласил: «Предвечного Бога силою / Монке великого хана благоденствием / Хайду наследного принца (тай-цзы) указ» [232] . Вероятно, не следует понимать титул «тай-цзы» таким образом, что Хайду являлся единственным официальным наследником: этим титулом в рассматриваемый период обладали владетельные Чингизиды, имевшие некоторый приоритет в наследовании верховной власти в Монгольской империи. Несомненно, Хайду был не единственным «тай-цзы» среди Чингизидов, но тот факт, что он, потомок Угедэя, обладал этим титулом, говорит о многом – учитывая, что большинство Угедэидов в этот период были либо сосланы в дальние провинции или действующую армию, либо казнены.
232
Chavannes E. Inscriptions et pieces de chancellery chinoises de l’epoque mongole // T’oung Pao. – 1908. – Ser II. – Vol. 9. – P. 368–371. См. также: Григорьев А. П. Монгольская дипломатика XIII–XV вв.: чингизидские жалованные грамоты. – Л., 1978. – С. 9, 24, 119.
На наш взгляд, этот документ свидетельствует о своего рода компромиссной политике Мунке, который, с одной стороны, пришёл к власти в противовес Угедэидам и даже вскоре после воцарения обрушил на этот род репрессии, но, с другой, вынужден был пойти на мировую с этим всё ещё влиятельным родом и признать его представителя своим потенциальным наследником. Интересно отметить, что наследный принц был сыном Кашина, сына Угедэя, т. е. относился не к роду Гуюка или Ширэмуна, а к той ветви потомков Угедэя, которые не занимали трон, и, следовательно, Хайду должен был быть благодарен хану за своё возвышение, поскольку формально не имел на него никаких оснований. Ближе к концу правления Мунке, тем не менее, Хайду был лишён статуса «тай-цзы» и сослан в Тарбагатай (по мнению исследователей, за заговор против хана [233] ). Но вполне вероятно и другое объяснение: Мунке, чьи позиции существенно укрепились, уже не чувствовал необходимости идти на компромисс с ветвью Угедэидов, официально отрешённой от власти.
233
Караев О. К. Чагатайский улус. Государство Хайду. Могулистан. Образование кыргызского народа. – Бишкек, 1995. – С. 20.
Тем не менее надо полагать, что именно статус наследника трона (хотя и отнятый позднее) позволил Хайду в дальнейшем претендовать не только на самостоятельный улус, но и на трон великого хана, за который он не без успеха боролся с Хубилаем, братом Мунке, в 1271–1301 гг. [234] Впрочем, этот этап его биографии нами в рамках данного исследования не рассматривается.
Таким образом, Хайду в статусе наследного принца можно считать первой компромиссной фигурой из рода Угедэидов – хотя трона в результате данного «компромисса» он и не занял.
234
См.: Джамал ал-Карши. Ал-Мулхакат би-с-сурах / введ., пер. с ар. – перс., комм.: Ш. Х. Вохидова, Б. Б. Аминова. – Алматы, 2005. – С. 124. См. также: Biran M. Qaidu and the rise of the independent Mongol state in Central Asia. – Richmond, 1997. – Р. 37.
2. Следующий пример относится уже к истории государства Чагатаидов, в котором в 740 г. по х. (1339 г.) к власти приходит Али-султан б. Урук-Тимур (или Исан-Тимур) б. Йайа б. Кадан б. Угедэй [235] . Он управлял северо-восточной частью Чагатаева улуса и чеканил монеты в Отраре и Алмалыке вплоть до 742 г. по х. (1342 г.). Источники донесли до нас не так уж много информации об Али-султане, тем не менее сохранились весьма интересные подробности, связанные с его деятельностью.
235
Му’изз ал-ансаб («Прославляющее генеалогии») / пер. с перс., пред., прим. Ш. Х. Вохидова. – Алматы, 2006. – С. 59.
Так, например, Хондемир сообщает следующее: «В это время Али-султан, который происходил от Огодай-каана, восстал, захватил власть в Улусе Чагатая и упразднил пакт (ахд-наме) Кабул-хана и Качулай-багатура, который был украшен ал-тамгой Нумьен (читай: Туменен) – хана и подписан Чингис-ханом и Карачар-нойоном. После этого Али-султан какое-то время правил, а потом был убит, подобно своим предшественникам» [236] .
Другое важное сообщение принадлежит итальянскому миссионеру середины XIV в. Д. Мариньоли, который при описании событий 1339–1340 гг. сообщает: «А когда миновала зима, мы, изрядно откормленные и одетые, с множеством отменных подарков, получив от императора лошадей и деньги на возмещение дорожных издержек, прибыли в Армалек [Алмалык], что в Срединной Империи. Здесь мы построили церковь, купили участок земли, вырыли колодец, справили мессы и многих окрестили, проповедуя невозбранно и открыто, невзирая на то, что за год до этого епископ и шесть братьев приняли во имя Христа мученическую кончину [в Алмалыке]. То были: брат Рикардус, епископ, бургундец родом, брат Франческо из Алессандрии, брат Пасхалий, испанец (а был он пророком, и виделись ему разверстые небеса, и предсказал он своё и своих спутников мученичество, и гибель от потопа татар Сарая, и разорение Армалека, и смерть императора спустя три года после их мученической кончины), брат Лоренцо из Анконы, брат Пётр, один индийский брат, их драгоман, и Гилоттус, купец» [237] . Несомненно, речь идёт именно о деяниях Али-султана, который приказал разрушить католический храм в Алмалыке, а затем, три года спустя, был убит [238] .
236
Histoire des Khans Mongols du Turkistan et de la Transoxiane. Extraite du Habib Essiier de Khondemir. Traduite du Persan et accompagnee de notes par M. C. Defremery // Journal Asiatique. – 1852. – Serie IV. – T. XIX. – P. 274–275 (перевод наш. – Р. П.). Ср.: Shajrat ul atrak, or Genealogical tree of Turcs and Tatars / transl. and abridged by Col. Miles. – London, 1838. – P. 373.
237
Хроника флорентийца Джованни Мариньоли, епископа Базиньянского / введ., пер., комм. Я. М. Света // После Марко Поло. Путешествия западных чужеземцев в страны трёх Индий. – М., 1968. – С. 197.
238
См., напр.: Бартольд В. В. Двенадцать лекций по истории турецких народов Средней Азии. – С. 165.
На основании приведённых сообщений возникает предположение, что Али-султан оказался компромиссной фигурой не в результате соглашения с самими потомками Угедэя (как это было с Хайду при Мунке), а своеобразным «нейтральным» кандидатом в условиях соперничества за трон представителей разный ветвей рода Чагатая. Надо полагать, что силы, возведшие его на трон, рассчитывали, что его воцарение сумеет примирить противоборствующие группировки и установить мир в стране. Кто именно стоял за Али-султаном, источники не сообщают. Возможно, что он опирался, во-первых, на мусульманское духовенство, что подтверждается его отношением христианам-католикам. Во-вторых, его опорой могли также стать и влиятельные сановники или племенные предводители не монгольского, а местного, тюркского, происхождения. На это указывает упразднение «пакта» между Кабул-ханом и Качулай-багатуром, который давал юридическое основание представителям монгольской знати претендовать на ведущую роль в государственном управлении, командовании войсками и другие привилегии [239] . Кроме того, Али-султан поощрял браки монголов с представителями местного населения [240] , что также подтверждает наше предположение о его близости с местной знатью.
239
См.: Скрынникова Т. Д. Харизма и власть в эпоху Чингис-хана. – С. 217–218.
240
Shajrat ul atrak. – Р. 373.