«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время)
Шрифт:
Более того, ряд авторов (И. Н. Березин, Э. Хара-Даван, В. А. Рязановский, Н. Ням-Осор, Р. П. Храпачевский) считают, что билики составляли часть Великой Ясы [182] – с чем не соглашаются, в частности, С. Максуди Арсал и Т. И. Султанов [183] . В своё время мы высказывали точку зрения относительно «доктринального» характера биликов в системе источников права Монгольской империи [184] , однако поскольку наше исследование было в большей степени посвящено ханским ярлыкам, то мы ограничились лишь общим предположением.
182
Березин И. Очерк внутреннего устройства Улуса Джучиева. – С. 404; Хара-Даван Э. Чингис-хан как полководец и его наследие. – С. 60–61; Рязановский В. А. Монгольское право, преимущественно обычное – С. 15; Ням-Осор Н. Мнх тэнгэрээс соёрхсон Чингис ханы зарлиг буюу Их засаг хуулийн тайлбар. – Т. 190; Золотая Орда в источниках. – Т. III. – С. 268 (прим. 305).
183
Садри Максуди
184
Почекаев Р. Ю. Право Золотой Орды. – С. 40.
Теперь намерены вновь вернуться к этому вопросу и попытаться доказать свою позицию относительно того, что билики играли роль «правовой доктрины» Монгольской империи, играя существенную роль в формировании и поддержании имперской правовой идеологии, вместе с тем не содержа собственно правовых положений, применяемых непосредственно.
Итак, прежде всего считаем целесообразным обратиться к самому понятию «билик», которое было распространено как в тюркском, так и в монгольском обществе ещё задолго до создания империи Чингис-хана. Собственно, первыми этот термин ввели в употребление тюрки.
Так, например, если мы обратимся к словарям тюркского языка, то обнаружим, что термином «билик» («билиг» обозначались такие категории как «знание», «ум», разум» или «мудрость», «совет» (наставление), «осмотрительность» и т. п. Подобная совокупность значений отражена как в древнем «Диван Лугат ат-Тюрк» Махмуда ал-Кашгари, так и в современном «Древнетюркском словаре» [185] . В монгольском языке «билиг» также означает «разум, мудрость, дар, премудрость, проницательность» [186] . Как видим, среди довольно многочисленных значений этого термина нет ни одного, которое позволило бы чисто этимологически связать этот термин со сферой права или судебного процесса.
185
Махмуд ал-Кашгари. Диван Лугат ат-Турк / пер., пред. и комм. З.
– А. М. Ауэзовой. – Алматы, 2005. – С. 365 и др.; Древнетюркский словарь / ред.: В. М. Наделяев, Д. М. Насилов, Э. Р. Тенишев, А. М. Щербак. – М., 1969. – С. 99–100; Doerfer G. Tьrkische und Mongolische Elemente im Neupersischen. – Bd. II. – S. 416.
186
Большой академический монгольско-русский словарь / под общ. ред.: А. Лувсандэндэва и Ц. Цэдэндамба; отв. ред Г. Ц. Пюрбеев. – М., 2001. – Т. I. – С. 244.
Более того, ряд авторов (в частности, П. М. Мелиоранский, а за ним и В. В. Бартольд) проводит прямую параллель между биликами Чингис-хана и знаменитым «Кутадгу биликом» – сочинением караханидского мыслителя и государственного деятеля XI в. Юсуфа Баласагуни [187] , которое изучалось исследователями даже более подробно, чем билики Чингис-хана (поскольку, в отличие от высказываний основателя Монгольской империи, сохранилось полностью) [188] . По мнению упомянутых исследователей, и совокупность высказываний самого Чингис-хана могла называться «Кутадгу билик» [189] . Однако в сочинении Юсуфа Баласагуни мы также не находим ни одного собственно правового предписания: фактически это сборник советов и назиданий о том, как организовать государство и чем следует руководствоваться в своей законодательной деятельности [190] . Ни одной конкретной правовой нормы это философско-этико-политико-правовое сочинение не содержит.
187
Юсуф Баласагунский. Благодатное знание / подг. изд. С. Н. Иванова. – М., 1983.
188
См., напр.: Самойлович А. Н. Из поправок к изданию и переводу «Кутадгу билик» // Доклады Российской академии наук. 1924. Октябрь-декабрь. – Л., 1924. – С. 148–151; Малов С. Е. Из третьей рукописи Кутадгу Билиг // Известия АН СССР. Отделение гуманитарных наук. – 1929. – С. 737–754; Каримов К. «Кутадгу билик» в поэтическом переводе // Общественные науки в Узбекистане. – 1964. – № 8–9. – С. 125–127; Бертельс Е. Э. Изречение Ибрахима ибн Адхама в поэме Кутадгу-билик // Бертельс Е. Э. Суфизм и суфийская литература. – М., 1965. – С. 181–187; Абдыраманова А. Ш. Средневековые произведения Ж. Баласагына «Куттубилим» («Благодатное знание») и М. Кашгари «Дивану лугат ат-турк» как общее культурное наследие тюркоязычных народов // Урал – Алтай: через века в будущее: материалы IV Всероссийской научной конференции, посвящённой III Всемирному курултаю башкир. Т. I. Филология. – Уфа, 2010. – С. 19–22; Исаков К. А. «Кудатгу билиг» – духовное наследие тюркских народов // Трк лемі: тарих жне азіргі заман/ Тюркский мир: история и современность. Халыаралы трктану симпозиумы тезистері. Тезисы международного тюркологического симпозиума. Астана: ЕУ баспасы, 2011. – Б. 102–103; Dogan N. «Kutadgu bilig» de цlьm dьsьncesinin liderlik etigi ve siyaset felsefesi ьzerine etkisi // GLOBAL-Turk. – 2014. – № 2. – P. 102–117.
189
Мелиоранский П. О Кудатку Билике Чингиз-хана. – С. 021–022; Бартольд В. В. К вопросу об уйгурской литературе и её влиянии на монголов. – С. 366.
190
См. подробнее: Почекаев Р. Ю. Право Золотой Орды. – С. 16–25.
Итак, как видим, само понятие «билик» ассоциировалось с мудростью, передачей знания, опыта и т. д., представляя собой теоретическую и идеологическую основу организации государственной власти и правовой системы в тюрко-монгольских обществах. Строго говоря, высказывания Чингис-хана даже не могут быть охарактеризованы исключительно как правовые, имея в той же степени характер и этический, и бытовой, поскольку зачастую основаны на собственном житейском опыте основателя империи. По какой же причине исследователи посчитали билики разновидностью ханских указов, имевших силу закона?
Думается, что во многом подобный подход связан с почитанием Чингис-хана как основателя Монгольской империи и формирования его образа как создателя монгольского права вообще, о чём мы уже неоднократно говорили выше. В связи с этим любое его высказывание воспринималось его потомками и их подданными как незыблемый закон (так что включение монгольскими исследователями в число биликов и высказываний Чингис-хана из «Сокровенного сказания» и т. п. не выглядит совсем уж некорректным). Более того, выше, в процессе анализа Великой Ясы, мы уже рассмотрели примеры, когда Чингис-хану приписывались некие правовые нормы и установления, которые он никогда не создавал! То есть речь идёт о разного рода правовых фикциях и даже правовых фальсификациях.
Тем не менее, на наш взгляд, это не даёт оснований считать, что билики непосредственно имели правоприменительное значение, содержа не столько конкретные нормы, сколько общие принципы права и правоприменения. Поэтому мнение Е. И. Кычанова о действии биликов как законов, основанное на одном из биликов, приведённых Рашид ад-Дином (о наказании члена ханского рода за нарушение ясы «согласно билику») [191] не представляется обоснованным: речь идёт именно о принципе – нарушение правопорядка влечёт наказание, не более того.
191
Кычанов Е. И. Билики Чингис-хана. – С. 213.
Теперь обратимся к мнению тех, которые считают, что билики содержали нормы процессуального права. Это мнение, впервые высказанное П. М. Мелиоранским, основано на анализе документов, включённых в «Дастур ал-катиб» Мухаммада Нахчивани: в ярлыке, где судья-дзаргучи назначался на должность, ему предписывалось действовать, как это сказано в биликах Чингис-хана [192] . Однако и в данном случае, полагаем, речь идёт не о конкретных нормах, а именно о базовых принципах, поскольку в качестве источниковой базы судьи должны были использовать ханские указы и прежние судебные прецеденты – начиная с «Синей росписи», в которой, по воле Чингис-хана, должны были фиксироваться решения судей как примеры для последующих решений по аналогичным судебным делам. Кроме того, у судей-дзаргучи имелось достаточно широкое право собственного усмотрения, ограничивавшееся именно их знанием базовых принципов, можно даже сказать, духа «чингизова права», а эти-то принципы и содержались в биликах. Более того, в переводе текста сам же П. М. Мелиоранский «достраивает» его содержание: «эмиры же монгольские не должны возобновлять и заниматься вторичным расследованием дела, которое к нему поступит и будет им (однажды) решено на основании ясы и ясака (и Кудатку Билика?) (курсив наш. – Р. П.) Чингиз-хана» [193] .
192
Мелиоранский П. О Кудатку Билике Чингиз-хана. – С. 018–019, 021.
193
Там же. – С. 019.
Наше мнение о том, что билики являлись именно «доктринальным» источником, подтверждается, в частности, примером, также приведённым в «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина. Монгольский хан и император Юань завещал престол своему внуку Тэмуру, однако, как известно, завещание предыдущего правителя среди Чингизидов являлось всего лишь одним из оснований претензий на трон, тогда как окончательное решение принималось всё же на курултае. Соответственно, когда был созван курултай для избрания преемника Хубилая, «между Тимур-кааном и [его братом] Камалой, который был годами старше его, начались споры и пререкания относительно престола и царствования. Кокчин-хатун, которая была крайне умна и способна, сказала им: «Мудрый каан, то есть Кубилай-каан, приказал, чтобы на престол воссел тот, кто лучше знает билики Чингиз-хана, теперь пусть каждый из вас скажет его билики, чтобы присутствующие вельможи увидели, кто лучше знает». Так как Тимур-каан весьма красноречив и [хороший] рассказчик, то он красивым голосом, хорошо изложил билики, а Камала, из-за того что он немного заикается и не владеет в совершенстве речью, оказался бессилен в словопрении с ним. Все единогласно провозгласили, что Тимур-каан лучше знает и красивее излагает [билики] и что венца и престола заслуживает он» [194] .
194
Рашид ад-Дин. Сборник летописей. – Т. II. – С. 206.
Этот пример, на наш взгляд, даёт основание считать, что билики являлись не правовыми актами, содержащими конкретные юридические предписания, а именно совокупностью неких основополагающих принципов. Несомненно, будущему правителю следовало знать правовую идеологию, основы правопорядка (Великой Ясы), заложенного его предком, чтобы, действуя в его русле, принимать собственное законодательство, отражающее новые формы и виды правоотношений, но при этом не противоречащее «духу» изначальных правовых представлений Чингис-хана. Вполне логичным представляется тот факт, что правители, другие члены дома Чингис-хана, владетельные князья (родоплеменная аристократия) и военачальники должны были знать билики, о чём сообщает Рашид ад-Дин, воспроизводя соответствующий билик Чингис-хана: «Ещё он сказал: “Только те эмры туманов, тысяч и сотен, которые в начале и конце года приходят и внимают биликам Чингиз-хана и возвращаются назад, могут стоять во главе войск. Те же, которые сидят в своем юрте и не внимают билика, уподобляются камню, упавшему в глубокую воду, либо стреле, выпущенной в заросли тростника, [и] тот, и другая бесследно исчезают. Такие люди не годятся в качестве начальников”» [195] . Сделанный Т. И. Султановым на основе этого фрагмента вывод о том, что «билики Чингиз-хана были предметом преподавания» [196] , не выглядит преувеличением.
195
Рашид ад-Дин. Сборник летописей. – Т. I. – Кн. 2. – С. 260.
196
Кляшторный С. Г., Султанов Т. И. Государства и народы Евразийских степей. – С. 219.