«Чингизово право». Правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии (Средние века и Новое время)
Шрифт:
Думаем, что подобное представление о биликах позволит примирить и некое несоответствие между завещанием Чингис-хана не нарушать Великой Ясы и бурной законодательной деятельностью его потомков, уже довольно скоро весьма существенно преобразившей правовую систему, созданную основателем Монгольской империи. Конкретные законы и указы могли изменяться и отменяться последующими правителями. Так, например, монгольский хан Мунке после вступления на престол отменил все прежде действовавшие ханские ярлыки, начиная с изданных Чингис-ханом и издал вместо них новые [197] . Но базовые принципы законности и правопорядка, основанные на знании Чингизидами биликов – правовых идей и принципов, сформулированных их родоначальником, оставались незыблемыми, что и позволяет говорить о непрерывности «чингизидского» права, действовавшего в течение веков в Монгольской империи и государствах – её преемниках вплоть до рубежа XIX–XX вв. Вероятно, именно этим стоит объяснить и то, что изречения Чингис-хана включались даже в монгольские исторические
197
Juvaini Ata-Malik. The History of the World-Conqueror. – Р. 598–599; Рашид ад-Дин. Сборник летописей. – Т. II. – С. 141.
198
См.: Цендина А. Д. Монгольские летописи XVII–XIX веков. Повествовательные традиции. – М., 2007. – С. 128–129.
В заключение считаем целесообразным обратиться к ещё одному моменту, касающемуся биликов. Е. И. Кычанов правильно обращает внимание на оговорку Рашид ад-Дина о том, что даже те фрагменты, которые персидский историк приводит в качестве биликов, получены из разных источников или представляют эпизоды из жизни Чингис-хана, а не его непосредственные высказывания [199] . Известно, что при каждом монгольском правителе был специальный писец-битикчи, который ежедневно записывал изречения своего патрона, вероятно, стараясь придать им вид рифмованной прозы, звучащей «складно и со скрытым смыслом» [200] . Неслучайно Рашид ад-Дин завершает каждый раздел, посвящённый каждому владетельному потомку Чингис-хана, подразделом о его наставлениях, назиданиях и приговорах (нередко также обозначающихся термином «билик»). При этом в текст «Сборника летописей» включены лишь такие высказывания Угедэя [201] , тогда как соответствующие подразделы, касающиеся Джучи, Чагатая, Мунке, Хубилая, Тэмура, отсутствуют [202] . Как нам представляется, такие «пробелы» неслучайны и связаны с тем, что впоследствии высказывания потомков Чингис-хана могли быть приписаны ему самому, чтобы придать им большую силу и значение – точно так же, как в Великую Ясу Чингис-хана были «вписаны» правовые нормы, создаваемые на самом деле его потомками, как мы отмечали выше. Это также свидетельствует в пользу того, что целью биликов было обеспечение принципов незыблемости имперского правопорядка, ассоциировавшегося именно с деятельностью Чингис-хана: если бы аналогичные билики составлялись и сохранялись его потомками и от его потомков, неизбежно стали бы возникать проблемы коллизий, правовых конфликтов и т. д., и о единой системе Великой Ясы пришлось бы забыть. А благодаря биликам Чингис-хана это правовое единство сохранялось – по крайней мере, формально и в имперскую эпоху.
199
Кычанов Е. И. Билики Чингис-хана. – С. 210, 215–216.
200
См.: Кляшторный С. Г., Султанов Т. И. Государства и народы Евразийских степей. – С. 219.
201
Рашид ад-Дин. Сборник летописей. – Т. II. – С. 49–64.
202
Там же. – С. 87, 102, 113, 152, 200, 213. В. А. Рязановский приводит некоторые изречения Чингизидов (Гуюка, Бату) именно как продолжение традиции биликов Чингис-хана, см.: Рязановский В. А. Монгольское право, преимущественно обычное – С. 18.
Таким образом, можно согласиться с мнением Е. И. Кычанова относительно того, что билики отражали созидательную, а не разрушительную деятельность Чингис-хана [203] . Можно даже в какой-то мере считать их «памятником правовой (или даже «философско-правовой») мысли». Однако не следует поддаваться искушению и включать их в число непосредственно действовавших правовых предписаний, поскольку это приведёт к превратному представлению о системе источников «чингизова права». Вместе с тем отрицание правового значения биликов, в свою очередь, может привести к формированию «упрощённого» представления об этом праве как лишённом какой бы то ни было теоретической и идеологической базы, которая фактически была представлена именно биликами Чингис-хана и недошедшими до нас аналогичными высказываниями и суждениями его потомков.
203
Кычанов Е. И. Билики Чингис-хана. – С. 216.
§ 6. Рецепция иностранного права в монгольской империи, золотой орде и других государствах Чингизидов XIII–XV вв
При изучении правовых аспектов истории Монгольской империи и чингизидских государств имперского типа исследователи чаще всего стремились ответить на вопрос, было ли «имперское» право обычным правом древних тюрко-монгольских племён, адаптированным к новым условиям, или же являлось оригинально созданным в результате правотворческой деятельности монгольских ханов и их соратников. Однако внимание специалистов практически не привлекал вопрос о рецепции (заимствовании) правового опыта иностранных государств в монгольском праве, а между тем заимствования иностранных норм составляли существенную часть права Монгольской империи и выделившихся из неё впоследствии государств. Ниже мы намерены проанализировать причины и порядок рецепции норм и принципов иностранного права в Монгольской империи и государствах Чингизидов XIII–XV вв.
Безусловно, процесс заимствований иностранного права был не спонтанным и не стихийным, а осуществлялся при возникновении соответствующих социально-политических условий. Эти условия можно свести к трём основным группам.
Первая группа. Расширение границ Монгольской империи или её государств-преемников. Монгольские правители постоянно вступали в контакт с народами, обладавшими совершенно иной культурной системой ценностей, и взаимодействие с ними на основе норм, принятых внутри монгольского общества, было невозможным. В результате монгольские правители в силу объективной необходимости должны были заимствовать нормы иностранного права, чтобы взаимодействовать с иностранными государствами на едином «правовом языке».
Уже Чингис-хану пришлось столкнуться с этой проблемой при установлении контактов с государством хорезм-шахов, но он её оперативно решил: согласно «Сокровенному сказанию», «явились к нему (Чингис-хану. – Р. П.) из города Урунгечи двое Сартаульцев по фамилии Хурумши, по именам Ялавачи и Масхут, отец с сыном. Они беседовали с Чингис-ханом о городских законах и обычаях, и он убедился в их сходстве с Законом-Иосун» [204] . В данном случае «проблема» международно-правового взаимодействия оказалась не столь велика – вероятно, из-за того, что значительную часть населения Хорезма также составляли выходцы из тюрко-монгольских народов, жившие по законам и обычаям, достаточно близким к праву монголов.
204
Козин С. А. Сокровенное сказание. – С. 189 (§ 263).
Более сложная ситуация сложилась в Золотой Орде, когда её правителям понадобилось установить постоянное взаимодействие с европейскими государствами – в частности, с итальянскими торговыми республиками Венецией и Генуей. Эти государства, в отличие от Хорезма, были, можно сказать, полной противоположностью Монгольской империи и Золотой Орды в отношении хозяйственного уклада, системы ценностей, права и управления, религии. Поэтому для взаимодействия с ними необходимо было подробное изучение и, в конечном счёте, рецепция норм их права, особенно важных для дальнейшего взаимодействия.
Ценным источником о рецепции права европейских государств ханами Золотой Орды является коллекция золотоордынских документов из Венеции, которая включает в себя четыре ханских ярлыка венецианским купцам Азова (Таны) и шесть сопутствующих документов. В них отражено появление в золотоордынской фискальной практике ряда новых налогов и сборов – торгового и весового, а также различных видов пограничных и дорожных (налог на поддержание дорог, сбор за предоставление торговцам вооружённой охраны, сборы при проезде через мост или переправе через реку) [205] .
205
Григорьев А. П., Григорьев В. П. Коллекция золотоордынских документов XIV века из Венеции: источниковедческое исследование. – СПб., 2002. – С. 24–27, 97–98, 135–136, 149–150.
Большинство этих налогов и сборов отсутствовали в аналогичных ярлыках ханов Монгольской империи, зато многие из них были широко распространены в Европе ещё со времён Римской империи (дорожные) или в международной торговой практике Причерноморья (торговые) [206] . Это позволяет сделать вывод о том, что эти нормы стали рецепцией европейского права.
Каким образом положения об упомянутых налогах и сборах были заимствованы ханами Золотой Орды? Думается, первоначально они могли быть введены в качестве реторсий, т. е. ответной меры в рамках международно-правового принципа взаимности: не исключено, что ордынские торговцы в Европе должны были уплачивать соответствующие налоги и сборы, что побудило и ордынских ханов внести соответствующие положения в своё законодательство.
206
Там же. – С. 15; Рогачевский А. Л. Кульмская грамота – памятник права Пруссии XIII в. – СПб., 2002. – С. 222.
Вторая группа условий, вызвавших рецепцию иностранного права – усложнение общественных отношений внутри государства в процессе его развития и необходимость правового регулирования этих отношений. Уже в 1-й четв. XIII в. в состав Монгольской империи вошли различные оседлые народы – китайцы, хорезмийцы и др., усложнилась структура управления государством и обществом. Естественно, в таких условиях прежние тюрко-монгольские нормы и отдельные правовые новации (в виде указов и распоряжений Чингис-хана и его преемников) не соответствовали новым государственно-правовым условиям. Пришлось прибегнуть к заимствованиям из иностранного права, в первую очередь из правового опыта китайских империй.