Чиновник для особых поручений
Шрифт:
Стас посмотрел на него внимательно. Неправильно он как-то себя ведёт. Понятно, никто и не ждал, что он на брюхе ползать будет, но всё равно, слишком уж он спокоен. Словно у него ампула во рту или хороший козырь в рукаве.
— Знаешь, — вдруг задумчиво произнёс пленник. — Я вот подумал — действительно, чего кота за хвост тянуть. Позвоните Петру Аркадьевичу.
— Это ещё зачем? — нахмурился Исаев.
— Я на него работаю, — спокойно пояснил Владимир. — Австрийцам я тебя сдал по его приказу. С письма копию снять тоже для него. Звоните. А то и в самом деле пришибёте, как предателя, кричи вам потом с неба…
Глава 18.
Они переглянулись. Коренев улыбался, как ни в чём не бывало.
— Ну, что вы замерли? Здесь же есть телефон, давайте, я ему позвоню. Ну, вы же не дети, знаете, что такое разведка. Это же грязь, грязь и ещё раз грязь. Давайте.
Он встал со стула и тут же ствол парабеллума упёрся ему в живот.
— Сидеть смирно, — тихо сказал Стас. — С чего ты взял, что можешь тут разгуливать? Вот, так.
Владимир пожал плечами, но послушно плюхнулся задом на стул.
— Как знаешь. Ну, позвони сам, чего ты боишься? Узнать, что он тобой манипулировал? Брось, ты же не институтка. Все мы друг другом манипулируем, работа такая.
Стас задумчиво смотрел на бывшего коллегу, а в душе ухмылялся. Этот приём старые уголовники называют «предъявить туза». На вопрос «а где ты был в ночь с пятого на шестое?» урка, не моргнув глазом, отвечает: «Спал с дочерью мэра». И настаивает, прекрасно понимая, что опровергнуть это не в силах простого опера. Но здесь-то история совсем другая. Он и не такой вопрос Столыпину задать может. И всё-таки тут что-то не так. Его сыщицкое нутро вопило о том, что Коренев врёт, а разум здраво вещал, что в таком вранье нет никакого смысла. И ведь видно, что он не боится разоблачения, это-то Стас мог определить.
Не спуская взгляд с Владимира, он подошёл к телефону. Сняв трубку, назвал номер квартиры Столыпина.
Трубку взяла Наташа.
— Алло.
— Наташа, здравствуйте, это Станислав. Петра Аркадьевича, будьте добры.
В трубке послышались рыдания.
— Что?!
— Папу убили, — глухо сказала она.
— Где и когда?
— Ещё не знаю точно.
— Как так?
— Позвонили из жандармского управления. Сказали, что уточнят, а потом перезвонят ещё раз.
«Странно, — подумал Стас. — На фига тогда первый раз звонили? Что-то тут не так».
По собственному опыту он знал, что никто и никогда не рвётся уведомлять родственников пострадавшего. Неприятное это дело, скажем прямо. А тут позвонили, ещё толком не владея информацией, да ещё перезвонить пообещали. Садисты они там, что ли? Или.
— Станислав, вы приедете?
— Подождите, Наташа. Я вам сейчас перезвоню.
Он нажал рукой на рычаг.
— Всеволод, можешь к себе в управление позвонить по старой памяти?
Тот шагнул вперёд.
— Могу, конечно. Что спросить?
— Спроси — были ли сегодня взрывы, пострадал ли кто-нибудь из известных лиц?
— Понял.
Исаев назвал номер.
— Здравствуйте, Ники. Как это вас угораздило в дежурные попасть?
Он задал ещё пару ничего не значащих вопросов. Слушая вполуха, опер не спускал глаз с Коренева. А ведь, определённо, напрягся, сучий потрох! Это уже вселяет надежду.
— Слушайте, Ники, по старой дружбе, терактов сегодня много было? Ах, ни одного? Да не волнуйтесь, я плюю через плечо, тьфу-тьфу-тьфу. Спасибо, друг мой, я ваш должник. Всего доброго.
Всеволод повесил трубку и отрицательно покачал головой.
— Всё вы продумали, — глядя на поникшего Коренева, процедил Стас. — Но наспех, всё наспех. Мы же не институтки, ты правильно сказал. А вот слёзы его дочери, это будет отдельный счёт.
Сняв трубку, он вызвал квартиру Столыпина.
— Наташа, я проверил в жандармерии. Вам никто не звонил. И терактов в Питере сегодня не было. Да, вот так. Какой-то мерзавец гнусно пошутил. Позвоните папе на службу, он, наверное, снова допоздна засиделся.
Говоря это, он метнул значительный взгляд на Владимира. Тот опустил глаза.
— Да, я приеду сегодня, как только освобожусь.
Повесив трубку, он повернулся к пленнику.
— Кстати, вы меня пытаетесь второй раз на тот же крючок насадить. Убогая у вас фантазия.
Коренев молча пожал плечами. Стас повернулся к девушкам.
— Спасибо вам большое. А теперь домой, поздно уже.
— Ну, конечно! — скорчила гримаску Полина. — Мавры сделали своё дело, мавры могут убираться.
Всеволод, лихо щёлкнув каблуками, учтиво склонил голову.
— Ну, что вы, Полина! Всего лишь бережём ваши хрупкие нервы.
— Это у нас-то хрупкие? — хмыкнула, обернувшись в дверях, Галина.
Инга, как и положено терминатору, вышла молча.
Когда за дамами закрылась дверь, Стас повернулся к Вдадимиру.
— Ну, соловей ты наш хитромудрый, пора запевать. Самое время.
— Да чего тут рассказывать! — глаза Коренева загорелись, как у сумасшедшего. — Я никому не продался и ни на кого не работаю! Я просто против уголовных методов в работе. Я сдал тебя австрийской полиции, потому что я полицейский, а ты — убийца! И не надо это высокими целями оправдывать!
— Молодец! — искренне похвалил его Стас. — Ну, правда, молодец, хоть и сукин сын, конечно.
— Профессионал, — усмехнулся стоящий рядом Всеволод.
— Ну, ладно, — резко сменил тон опер. — Всё это лирика. Забастовку на прииске ты из тех же соображений организовал? Твой контакт с Ренье зафиксирован моими людьми. Он, кстати, раскололся, как сухое полено. Ну, что, будешь петь или начать кишки на кулак мотать?
Владимир резко выдохнул, словно перед прыжком в воду, и стал рассказывать. История была столь же проста, сколь и банальна. Он всегда очень любил артисток. А артистки всегда очень любили деньги и дорогие подарки. И частенько это входило в противоречие с жалованьем. И так, прямо скажем, не министерским [43] . В общем, однажды он не удержался и взял. И дело-то было столь же никчёмным, сколь соблазнительна была предложенная сумма. Это уже потом он понял, что всё было подстроено. Взял он, взяли и его. За яйца. И он начал работать. А платили много. Вот, собственно, и всё.
43
Жалованье Владимира, по табели о рангам, поручика, составляло 80 рублей. Царский рубль на сегодняшний день (июнь 2012 года) соответствует 1188 руб. 62 коп. современных. То есть, на нынешние деньги — 95089 руб. 60 коп. Это при том, что фунт мяса (вырезки) стоил в то время 19 копеек.