Чиновник для особых поручений
Шрифт:
«Угу, — мрачно подумал опер, подкладывая тонкое полешко на весело пляшущие язычки пламени. — Умри, верблюд, всё одно не снести ослу его шкуры».
— Тогда скажи, Шота, только без обид, а ты потянешь то, что я на Кобу повесить планировал?
— Э, дорогой, — оскалил белые зубы гость. — Если Коба мне доверяет, значит, смогу.
— Ну, смотри, тебя за язык никто не тянул, — ухмыльнулся Стас. — Значитца, так. Становишься управляющим прииском — это раз! Никакой пролетарской солидарности — это два! Чтобы работали, как
И с удовольствием полюбовался на растерянное лицо пламенного борца за счастье народа.
Глава 16. Пришла беда, откуда не ждали…
От солдатских сапог и пимов несло не по-детски. Ядрёные запахи дёгтя, махорки и сосновой смолы, казалось, въевшиеся намертво в зипуны и кожухи выборных, ощутимо щипали в носу. Уже битых полчаса в конторе шли переговоры. Впрочем, то, что здесь творилось, хотелось назвать совсем другим словом. Настоящие переговоры длились не более трёх минут. Потом начался такой хай, что хоть святых выноси.
«Хорошо, что Столыпин уехал, — мысленно усмехнулся Стас. — Он бы их тут мигом по стойке „смирно“ всех поставил. А я лучше послушаю, а потом уже „разводить“ начну».
Мастера и управляющие лаялись с представителями рабочих бригад так, что уже не за горами была самая настоящая потасовка. Вот, теперь можно и вмешаться. Он громко хлопнул ладонью по столу и встал.
— Так! Птичий базар закончен!
— Так, они, блядские души…, - не удержавшись, выругался Федотыч и замолчал, наткнувшись на жёсткий взгляд Стаса.
— Переходим к переговорам. Всё я слышал, всё я понял. Значит, дальше будет так. Расценки я поднимаю в полтора раза. Молчать, я сказал! — рявкнул он, видя, что обе стороны готовы открыли, было, рты. — Далее. Иван Федотович уволен, его место займёт Шота Георгиевич, прошу любить и жаловать.
— Станислав Юрьевич, дык, я…, - бывший управляющий был в полной прострации.
— Вон, к кассиру, полный расчёт, и пошёл нах…, - спокойно ответил Стас. — Умел прокудить, умей и отвечать.
Иван Федотович повернулся и молча вышел, бросив на прощанье тяжёлый взгляд через плечо.
— Теперь запомните вы, — он повернулся к выборным. — Работать на совесть! Будет построена баня и ещё пять бараков для семейных.
Он обвёл глазами присутствующих — равнодушных не было, но все держали рты на замке.
— Штрафы разрешаю выписывать только управляющему. Мастера имеют право доложить о нарушении. И только один раз. Второе нарушение — на улицу. Но ты, Шота Георгиевич, смотри хорошо! Чтобы этого беспредела больше не было, всем понятно? И рабочим передайте: слово мастера — закон! Но, если мастер палку перегнёт, сам пойдёт за ворота. Разбираться, если что, буду сам, тогда не обессудьте. Всё, начинаем работу, хорош Ваньку валять.
Выборные поднялись и, подхватывая треухи да шапки, кланяясь, стали выходить из комнаты. Судя по оживлённым голосам, их там поджидали те, кому не терпелось первыми узнать результаты переговоров. За ними, стараясь сохранить остатки достоинства, вышли мастера. Остался только новый управляющий. Вид у него был слегка ошарашенный.
— Садись, генацвале, — широко улыбнулся Стас. — Чего ты встал, как соляной столб?
Шота машинально плюхнулся на табуретку и посмотрел на опера. Таким взглядом, наверное, тигр провожал свою шкуру, уходящую на плечах витязя.
— Послушай, Станислав. — неуверенно начал он.
— Да! — с преувеличенной живостью повернулся к нему Стас. — Говори, кацо! Ты друг моего друга. Волю первую твою я исполню, как свою!
По грустным глазам грузина он понял, что с чувством юмора у парня всё в порядке, и насчёт «волю первую твою.» он всё правильно понял.
— Понимаешь, Станислав.
— Понимаю, но не отпущу, — отбросив дурашливый тон, серьёзно сказал Стас. — Революции нужны деньги. Это дело тебе поручила революция. Ты себе не принадлежишь. Большевик?
— Большевик! — с вызовом глянул на него Шота.
— Значит, справишься. Нет в мире таких крепостей, которых большевики не могли бы взять.
— Кто так хорошо сказал, а?
— Наш друг Коба, — не моргнув глазом, ответил Стас. — Ну, что, чай будем пить или сразу с работой знакомиться пойдёшь?
— Знакомиться пойду, слушай, — поднялся Шота. — Ты всё правильно сказал, да!
И вышел из комнаты с таким видом, словно сию минуту шёл брать те самые крепости, о которых Сталину предстояло сказать лет через пятнадцать.
«А теперь, может, и раньше скажет», — ухмыльнулся про себя Стас.
Он был ужасно доволен собой.
«Блин, ну, как же так получилось, что в своём времени он выше рядового опера подняться не смог? Странная штука — жизнь».
Бешенный стук в двери заставил Стаса буквально подскочить на кровати. Мельком глянул на часы — семь утра! Какого хрена? Он зачитался часов до трёх ночи. Выхватив из-под подушки неразлучный парабеллум, он, как был, в трусах, подскочил к двери.
— Кто?
— Станислав, это я, Шота! Открывай скорее, совсем плохо дело, слушай!
Что там стряслось, мать их так?
— Минуту обожди, штаны надену.
Он быстро натянул брюки, сунул пистолет за пояс сзади, накинул сорочку и открыл двери.
— Станислав, понимаешь! — Шота ворвался, как ураган.
— Стоп! Что стряслось? Спокойно и по-порядку.
— Какой «спокойно», слушай! — возопил управляющий, но тут же справился с собой и доложил: — Жандармы из Архангельска приехали. Зачинщиков забастовки арестовывают.