Чиновник для особых поручений
Шрифт:
— Садись к столу и пиши. Подробно, со всеми фамилиями, адресами, явками, паролями и прочей лабудой.
— Не буду, — мотнул головой Владимир. — Один хрен подыхать.
— Нет, к моему великому сожалению, — печально сказал Стас. — Ты мне живой нужен. Пока, по крайней мере. А дальше посмотрим. Дело есть дело. Ну, а личное, сам понимаешь, это личное.
И коротко, без замаха, ударил Коренева в челюсть. Тот, мотнув головой, мешком свалился со стула и замер, изо рта вытекла тонкая струйка крови.
— Не убил? — равнодушно поинтересовался Исаев.
— Сейчас
В тишине громко прозвучал дверной звонок.
— Я открою, — в руке Исаева незнамо откуда возник пистолет.
— Отставить. Это, скорее всего, Вернер.
Стас направился в прихожую, посмотрел в «глазок», затем отомкнул в дверь.
— Прошу вас, Иван Карлович.
Контрразведчик уже переоделся в штатское. Выглядел он настоящим щёголем, только простецкая физиономия портила впечатление.
— Входите, будьте как дома. Сейчас мы свои домашние дела закончим, а потом будем знакомиться.
Дружески улыбнувшись всем, Вернер отошёл в угол и устроился в кресле. Стас поманил Исаева в сторону.
— Сева, это новый член команды, Вернер Иван Карлович, — тихо сказал опер. — Мне нужно отъехать. Коренева допросите по-полной, потом на гауптвахту его. Запиши за нашим управлением. Самое главное — не верю я, что он только с коммерсантами контачил.
— Да, — кивнул Всеволод. — Тут непременно какая-то разведка отметилась. Или немцы, или наши друзья англичане.
— Вот, именно. Коли его до упора, пойдём по цепочке. Сомневаюсь я, что нам войну предотвратить удастся, но попробовать стоит. Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что сделать не решился.
Дверь ему открыла Елена.
— Папа уже дома. Ну, и напугали же вы нас!
Она сердито сверкнула глазами.
— Я? — удивился Стас. — Помилуйте, я-то здесь при чём?
— Ну, всё равно, — вздёрнула подбородок девчонка. — Папа уже вернулся, он в кабинете.
В комнате ему навстречу кинулась Наташа. И остановилась, не дойдя шага, замерла, вытянувшись, как струна. Плюнув на все условности, Стас шагнул навстречу и обнял, прижав к себе. Она слабо трепыхнулась, как бы делая попытку освободиться, но не выдержала, и прижалась изо всех сил.
— Наташа, я предлагаю вам руку и сердце, — наклонившись, тихо сказал он девушке прямо в ухо.
— Я согласна, — еле слышно шепнула она.
— Он был титулярный советник, она генеральская дочь. [44] — пропела ехидная сестра.
— Ну, Ленка. — резко повернулась к ней рассерженная Наташа.
— Да, ладно, секретничайте, я выйду.
Елена скорчила гримаску и, гордо задрав нос, удалилась.
— Наташа.
— Не говорите ничего сейчас, — она ласково закрыла ему рот ладонью. — Идите к папе, он вас ждёт.
44
«Он был титулярный советник…» — старинный романс. Строфа заканчивается «…он робко в любви объяснился, она прогнала его прочь».
Столыпин поднялся навстречу, сильно сжал руку.
— Конца моей жизни не будет, — усмехнулся он. — Снова меня похоронили.
— Не каркайте, — буркнул Стас. — У нас тоже новости. Господин Коренев Иудой оказался.
— Чей? Не выяснили?
— Исаев с Вернером его сейчас трясут. Это он вам похороны организовал. Позвонил девочкам, представился дежурным жандармского управления, сообщил, что вы убиты.
— А смысл? — пожал плечами Столыпин. — Ведь легко проверяется.
— Он и не рассчитывал нас долго морочить. Ему нужно было нас ошеломить. Когда письмо в его руках вспыхнуло, он, конечно, понял, что это была проверка. Но быстро сориентировался, надо ему должное отдать. Чуть не ушёл. Есть такой приём, «эффект слаломиста» называется. Резкий поворот на лыжах, в воздухе туча снежной пыли. Пока она уляжется, лыжник уже далеко.
Столыпин прошёлся взад-вперёд по кабинету.
— Представляю, как Аркадий Францевич огорчится. Он его рекомендовал.
— Коренев хорошим сыщиком был. А про его подвиги с балеринами я тогда не знал. Ладно, поглядим, может, перевербуем просто, всего-то и делов.
Пётр Аркадьевич в задумчивости потёр лоб.
— Думаете? А стоит ли связываться? Как говорится, «единожды солгав.»
— Нормально, — махнул рукой опер. — «Втёмную» его запущу, а там посмотрим. А у вас какие новости?
— Да, никаких, — досадливо поморщился Столыпин. — Полдня на совещании у Сухомлинова просидел. Из пустого в порожнее.
— Вы ему про Путиловский и Обуховский заводы сказали?
— Даже слушать не захотел. Пустился в заумные рассуждения о тактике и стратегии.
— Как он их понимает, — ехидно ввернул Стас.
— Что? — остановился Столыпин. — А-а, да, вот именно. Беспримерный героизм русского воина, пуля-дура и так далее. Ну, ничего, капля камень долбит. Я Государя Императора мог переубедить. А этого хомяка, прошу прощения.
— Господин генерал-фельдмаршал, разрешите обратиться по личному вопросу!
Вскочив с кресла, Стас стоял по стойке «Смирно». Пётр Аркадьевич недоумённо поднял бровь. Такое, на его памяти, было впервые.
— Говорите, штабс-капитан.
— Пётр Аркадьевич, мы с Наташей любим друг друга. Прошу у вас её руки.
— А она-то. — начал, было, Столыпин, но, махнув рукой, рассмеялся. — Да знаю, знаю. И она в вас, как кошка. Ну, куда ж вас девать? Плодитесь и размножайтесь. Честно сказать, Станислав, лучшей партии я для неё и не желаю.
Глава 19. Летний сад
Стас бегом взбежал по лестнице и, переведя дух, осторожно постучал условным стуком. Тук-тук. Тук-тук! Тук-тук-тук! Щёлкнул замок, за приоткрытой дверью мелькнуло лицо Всеволода. Дверь снова закрылась, звякнула цепочка, и опер, толкнув дверь, вошёл.
В комнате, на первый взгляд, всё было по-прежнему. В углу на стуле сидел Владимир, рядом стояли его преторианцы. Но, это только на первый. Выражение лица Коренева изменилось, словно перед ним сидел другой человек, сломленный и больной.