Числа зверя и человека
Шрифт:
15.12.2042. Город.
Клиника. Феликс
– Феликс, оставь нас одних, пожалуйста, – неожиданно сказал Макс глухим, словно чужим голосом. – Я… я побуду с мамой один. Иди. Мы обязательно что-нибудь придумаем. Иди пока.
Я положил руку ему на плечо, слегка сжал и вышел. Может быть, это недостаток моего приютского воспитания, но я совершенно не умею сочувствовать. Нет, не так – я не знаю, как выразить свое сочувствие. Мне кажется, попади я в ту же ситуацию, что Макс, любые слова, любые действия посторонних были бы для меня только в тягость. Хотя, возможно, это все из-за моей въевшейся уже в подкорку привычки к одиночеству. У меня никогда не было людей, столь близких, как Анна для Макса.
Я вспомнил о Рите и поймал себя на поистине страшной мысли – я, наверное, люблю ее не так, как должно. Потому что не испытываю потрясения, сравнимого с тем, что переживает сейчас Макс. Нет, я готов был на что угодно, чтобы спасти Риту, но сейчас от меня мало что зависело. Оставалось пассивно ждать звонка Ойгена. Теоретически у меня сейчас должно было разрываться сердце. Но оно продолжало биться примерно так же, как и всегда. Мне было ужасно жалко Риту, больно, тяжело – но небо не рушилось, а сердце не останавливалось от ужаса за нее. Может, я бесчувственное чудовище?
Оторвал меня от этих мучительных раздумий телефонный звонок. Отчего-то я решил, что это Ойген. Но это был Алекс.
– Феликс, ты где? – не здороваясь, довольно резко спросил он. – В университете тебя нет и, говорят, сегодня вообще не было. У тебя что-то случилось?
– Нет, – попытался соврать я, но Алекс всегда видел меня насквозь.
– Что произошло? – спросил он таким тоном, что не ответить было нельзя.
И я выложил все как на духу. Полагаю, рассказ мой был сбивчивым и путаным, но Алекс не перебил меня ни разу. Только уточнил:
– Так ты сейчас в клинике? Я заеду за тобой. Выходи к главному входу и жди меня.
Все как всегда: Алекс распоряжается, я исполняю.
Я вышел на крыльцо. День, под стать моему настроению, стоял пасмурный, серый. Совсем как в моем утреннем сне. Я грустно усмехнулся: сон, конечно, был страшный, но все-таки это был всего лишь сон. Реальная действительность оказалась куда страшнее. С неба моросил не то дождик, не то мелкий снежок. Ветер дул с моря, было зябко, но эта промозглость мне даже помогала. Отвлекала от ужаса, от мерзкого ощущения собственного бессилия.
Алекс, подъехавший как-то неправдоподобно быстро (или мне так показалось?), вылезать из машины не стал: открыл дверь и махнул рукой, приглашая в салон. Тронув с места, он потребовал еще раз все рассказать, теперь уже подробнее. Теперь он изредка переспрашивал, уточняя подробности.
– Не так уж дорого держать человека на АПЖД, – сказал он, доставая трубку. – Хотя операция действительно может столько и стоить. Корпорация подминает под себя весь медицинский рынок и взвинчивает цены везде, где только можно и как только можно.
Он затянулся, выпустил дым (мы стояли на светофоре) и нервно побарабанил пальцами по рулю. Я вздрогнул от этого простого движения. Раньше Алекс никогда не позволял себе паразитных жестов.
– Я дам деньги, – сухо сказал он. Я попытался было протестовать, но один короткий взгляд искоса заставил меня замолчать. – Вся сумма у меня сейчас вряд ли наберется, попробую договориться о рассрочке. Сейчас заедем ко мне, посмотрим, что и в каком порядке нужно сделать.
– Я даже не знаю… – Я попробовал было сказать, что благодарен, что не знаю, как и благодарить его, но Алекс отмахнулся.
– Феликс, – он поморщился, – говорят, в гробу нет карманов, и это правда. Чистейшая незамутненная правда. Человеческая жизнь безмерно ценнее этих бумажек, тем более в наше время, – он посмотрел в небо, словно ожидая увидеть там очередную комету. – А теперь расскажи мне о том, как продвигается твоя работа.
И хотя мои результаты на сегодняшний день можно было изложить одним коротким словом «ничего», мой рассказ занял всю оставшуюся часть дороги.
Теперь обитель моего учителя больше не напоминала тот храм порядка и уюта, каким я застал ее тогда, во время празднования юбилея. Черт, кажется, с того дня прошло лет сто, не меньше. Это было не только мое внутреннее ощущение, дом тоже выглядел… постаревшим? Нет, тут не воцарился беспорядок, вроде бы все было как раньше, но все выглядело поблекшим, словно под слоем пыли. Я даже провел украдкой по угловому столику – нет, палец остался чистым. Но вся обстановка действительно казалась выцветшей – как будто здесь прошло не три месяца, а лет если не сто, то как минимум десять.
Бросив пальто в прихожей, мы сразу двинулись в кабинет. Алекс включил компьютер, пододвинул к себе архаичный стационарный телефон и махнул мне, предлагая устроиться на диване.
– Впрочем, – поправился он, – лучше принеси кофе, на кухне должен быть заваренный. Сходи посмотри.
Бездействие изрядно меня тяготило, так что я предпочел отправиться на кухню.
Там мое внимание привлекла полупустая бутылка «Балантайна» и два низких стакана, на дне одного из которых плескались остатки виски. Поскольку заподозрить Алекса в употреблении алкоголя было невозможно, я предположил, что в доме живет еще кто-то. Три с половиной месяца назад Алекс жил один. Впрочем, это не мое дело. Я просто цеплялся мыслями за что попало, лишь бы не думать о том, чего все равно не мог изменить.
Заглянув в стоящий на широком подоконнике самоподогревающийся кофейник, я действительно обнаружил там кофе – судя по аромату, более-менее свежезаваренный. Поэтому просто налил две чашечки, прихватил сахарницу, составил все это на поднос и поспешил в кабинет.
Алекс сидел за компом и что-то чертил пальцем по сенсорному экрану. Увидев меня, он довольно хмыкнул:
– Мои дела идут даже лучше, чем я ожидал. Сам удивляюсь. Правда, я не проверял свои счета довольно давно. В общем, думаю, особых проблем у нас не будет. Половину суммы я перечислю сразу. Потом продам немного акций Корпорации – они сейчас, естественно, на подъеме. И мы добудем вторую половину. Ну… уже завтра, думаю.
Он снял трубку и настучал номер. Я понял, что он звонит в клинику. И не ошибся.
– Доктор Хлуст, добрый день, точнее, добрый вечер. Это говорит профессор Кмоторович. Прошу прощения за беспокойство, я звоню насчет вашей пациентки Залинской… Отлично, а когда?.. Так, так… И сколько это займет времени?.. Конечно, понимаю и даже советую не торопиться. Я не об этом, я, собственно, по поводу оплаты…
И тут он замолчал и с явным изумлением посмотрел на меня. Что-то плохое с Ритой? Ну конечно, с Ритой, он же ее врачу звонит. Но вряд ли плохое – взгляд его был полон удивления, даже недоумения, но ничего похожего на огорчение. Потерпи, Феликс, уговаривал я сам себя, сейчас, сейчас все узнаешь. Пусть он только договорит.