Числа. Трилогия (сборник)
Шрифт:
Я и не заметила, как мы пришли к Жуку домой. У калитки я остановилась.
– Я, пожалуй, пойду к Карен, – сказала я. Мне нужно было побыть одной, переварить все это.
– Не, чел, давай-ка зайди. После такого, знаешь, не сидят в одиночестве.
Была у меня и другая причина не заходить. Эти ореховые глаза, которые видят всю мою подноготную.
Ну еще бы: Вэл сидела на кухне, на своей табуретке. Жук нагнулся и поцеловал ее.
– Чего-то ты сегодня рано вернулся, – сказала она, глянув на кухонные часы.
– Что? Половина
– Может, посидите дома, почитаете маленько? – Она перевела взгляд на меня: прямой, всевидящий, не спрячешься.
– Дай сперва очухаться. Тут при нас одного старикашку сбила машина.
Вэл опустила сигарету.
– Он жив?
– Не, насмерть. Откинул копыта прямо на дороге, там, возле парка. Мы всё видели.
Голос его подрагивал. Похоже, не такой уж он крутой и непрошибаемый.
Вэл слезла с табуретки и, шаркая, побрела ставить чайник.
– Ну надо же. Эй, садитесь. Я вам чайку заварю. Крепкого, сладкого, вам сейчас такого и нужно. Машины эти, мать их так. И дорогу-то не перейдешь.
Она принялась заваривать чай, а мы устроились в гостиной. Скоро она пришла с подносом, принесла три кружки и печенье. Поставила поднос на пуф в середине комнаты, а сама, пыхтя, опустилась в кресло.
– Эти кресла не для моей спины. Давайте пейте.
Я отхлебнула горячего чая, а Жук с бабушкой тем временем одну за другой запихивали в рот печенины, запивая чаем и глотая сладкую кашицу.
– Это как: шли вы, шли и такое увидели?
Я поймала взгляд Жука. Зря волновалась, он тоже не горел желанием рассказывать, что последние минуты жизни этот бедолага провел в страхе, что мы его сейчас ограбим.
– Да, вроде того.
– Жуткое дело, а? Никогда не скажешь, что тебя ждет за следующим углом.
Жук отвалил в сортир, оставив меня с бабкой наедине. Она поерзала в кресле и нагнулась ко мне поближе:
– Ты там как, Джем? Мало приятного в таком зрелище, а?
Я кивнула:
– Да.
– Видела уже когда покойника? Или впервой?
Блин, она что, меня допрашивает?
Надо было ей просто ответить: не хочу я про это. Но я уже говорила, что в ней было что-то особенное – не посопротивляешься.
– Маму, – сказала я тихо.
Рот у нее округлился, и она кивнула – будто заранее про это знала. Мне это понравилось – понравилось, что она не смутилась, не начала восклицать, как это страшно и ужасно. Просто кивнула. Поэтому я продолжила:
– Я ее сама и нашла. Она умерла во сне. От передозировки. Не специально. В смысле, я так не думаю. Просто не повезло.
Бабка снова кивнула:
– Не повезло. Как и моему Сирилу. Помер в одночасье, в сорок один год. Инфаркт хватил беднягу. Никто и подумать не мог, что у него сердце не в порядке. Никаких симптомов. Вон он, смотри, на камине.
Я посмотрела
– Давай, лапа, достань-ка его. – (Неохотно, настороженно я подошла к камину.) – Давай бери. – (Я потянулась к рамке.) – Да нет, не фотографию, Джем, – резко остановила меня старуха. – Прах, вон он там, в урне.
Что за…
И верно, фотография стояла рядом с крепким деревянным ящичком. Я помедлила.
– Давай, он тебя не укусит.
Я отодвинула пару фигурок, взяла ящичек в руки. Он был на удивление тяжелый – плотное, гладкое дерево, а сверху металлическая табличка: «Сирил Доусон, скончался 12 января 1992 года в возрасте 41 года». Я осторожно сделала несколько шагов и поставила ящичек на пуф, рядом с подносом. Вэл нагнулась над ящичком, провела ладонью по крышке.
– Все говорят: скверно умирать молодым, но он прожил прекрасную жизнь, молодую жизнь. Никаких вот этих, – она положила руку на поясницу, – болей и болячек, дряхлости, тупости. Нет, он жил полнокровной жизнью, жил как лев и умер – как свет погас. Так-то. – Она щелкнула пальцами. – И ничего в этом нет плохого. – Она снова опустила ладонь на ящичек, погладила большим пальцем табличку. – Вот только мы по ним уж очень тоскуем. По умершим. Тоскуем, и все.
Жук отлепился от дверного косяка, на который опирался, и обхватил бабушку руками.
– Это ты так решила подбодрить Джем? Дура ты старая.
– Эй, полегче. – Она вскинула руку, пытаясь влепить ему оплеуху. Он перехватил руку на лету, чмокнул бабушку в щеку. Когда он отпустил ее ладонь, Вэл, опуская руку, мимоходом погладила внука по щеке. – Он, вообще-то, хороший парень, Джем. Очень хороший. Поставь дедушку на место, сынок.
– Вэл, – я заговорила, толком не подумав, – а какая аура была у него? У Сирила?
На лице у нее отразилось удивление, а потом она улыбнулась, показав полный набор кривых порыжелых зубов.
– Много бы я дала, чтобы знать, лапа. Но видеть их я начала только после его смерти. Горе и все такое, – видимо, во мне и открылся какой-то духовный канал. А до того я их не видела.
А потом – сразу же тихим, задушевным голосом:
– Что ты видишь, Джем? – (Я вжалась в спинку дивана.) – Что ты видишь? Я же знаю, что видишь. Мы одного поля ягоды, Джем. Обе знаем, что такое потеря.
Она поймала меня врасплох. Так хотелось все ей рассказать. Страшно тянуло взять ее костлявую руку в свои, почувствовать ее силу. Я знала, что она мне поверит. Я поделюсь своей тайной, сброшу хотя бы часть своего одиночества. Я медлила на самом краю – она тянула меня к себе. Сейчас все случится…