Число зверя, или Лейтенант дьявола
Шрифт:
Мамочка едва нашла в себе силы улыбнуться сквозь слёзы вместо ответа.
– В консультации подтвердили, всё совершенно точно. Муж так счастлив, да и старшая жена тоже радуется. У нас теперь всё-всё совсем по-другому. И я тоже так переменилась... только переменилась как-то плохо: кричу вот, возбуждаюсь... Говорят, такое бывает.
– Я не знаю, - грустно сказала Мамочка. - Не знаю я, Лейфа, что и как бывает. Дай Бог тебе счастья, а уж я... я...
И снова затряслась, заплакала, поэтому не заметила, как худышка постепенно начала "заводиться", исполняясь ярости. Она взглянула на Лейфу, лишь когда та закричала:
– И чтоб вы, которые меня спасли, вы с Тётушкой Иниль страдали?! Да я ж его!.. Я его!.. - и припустила вверх по лестнице так, что только косички запрыгали.
– Лейфа! Лейфа, вернись немедля! Ну хоть на лифт сядь!!!
Но худышка была уже высоко и кричала:
– Вы погодите, погодите, Мамочка! Никуда только не уходите, слышите?! Ни шагу! Я ему дам, я ему устрою!!! Мне терять нечего!..
Куда она помчалась, глупое дитя, против кого пошла?! Это же безумие!..
От недоброго предчувствия у Мамочки сжалось сердце, слёзы навернулись на глаза, и она понеслась не разбирая дороги, слегка прихрамывая на больную ногу. Сколько она так металась и где пробегала, сказать было трудно. Пришла в себя лишь почувствовав, что лежит на асфальте и слабо стонет. Кто-то помог ей подняться, отряхнуться. Привычным движением она поднесла руку к лицу, чтобы поправить очки, но на носу их не обнаружила. Посмотрела себе под ноги и увидела знаменитую на весь отдел "министерскую" оправу с выбитыми стёклами. Подслеповато щурясь, оглядела асфальт и позади себя заметила торчащий конец ржавого стального прута, об который споткнулась. Вновь перевела взгляд на разбившиеся очки.
Эту оправу купили в складчину и подарили ей на юбилей девочки. А мерзавка Ника сделала своими золотыми ручками такой замечательный футлярчик...
Мамочка подобрала оправу с остатками стёкол, повертела в руках так и сяк, словно видела впервые, потом подошла к стоявшей неподалёку урне и недрогнувшей рукой бросила туда.
Вот так разорвалась последняя ниточка, связывавшая её с девочками. Футляр остался на столе в комнате... Ну и пусть! Пускай девают его, куда хотят, пусть хоть в рамочку на стену вешают, ей уже всё равно. Она сама, своей собственной рукой разорвала последнюю паутинку...
Впрочем, ещё не последнюю. Мамочка осмотрела себя и обнаружила, что убежала с работы в наброшенном поверх платья халате. Правда, теперь он не был чистеньким и безукоризненно белым, потому что запачкался при падении, но это также не имело значения. Мамочка поспешила избавиться и от халата, отправив его вслед за оправой. Потом побрела пошатываясь, без всякой цели, лишь бы окунуться в слегка пасмурный осенний денёк и раствориться в нём без остатка. Лента серого шершавого асфальта охотно разматывалась под ноги.
Интересно, который час? Без очков не видно. Впрочем, что ей время! Её жизнь кончена.
Да, кончена! Ведь Эймер сразил Мамочку наповал. Ограбил, убил, лишил всего, что ей близко и дорого. Был разорван не жалкий волосок, связывающий её с пятнадцатью женщинами - лопнули все до единой нити, связывающие Мамочку с жизнью! Своей рукой...
Мамочка неожиданно обнаружила, что тихонько причитает:
– Ох вы, детушки мои, детушки... Ой вы, девочки мои, девочки... На кого я вас покинула, на кого оставила?.. Кто вас разоряет, кто терзает?.. Неразумная ваша Мамочка, ой, неразумная...
Это было очень похоже на какую-то грустную сказку, слышанную в глубоком детстве от доброй бабушки. Надо только вспомнить, на какую именно...
Она сошла с ума! При чём тут сказка, когда есть вполне реальная быль?.. Да уж, правдивей и впрямь некуда!
Итак, быль, то есть правда, состоит в том, что она сама (сама, и никто другой!) привела Эймера в свой отдел, сама его боялась поначалу... и правильно боялась, выходит! Но потом поверила, более того - доверилась! Сама подала пример... Да чего там, действительно, первая начала строить ему глазки! Приказала снять с него наблюдение! Велела пить с девочками кофе! А он, подлец, негодяй, подонок, перехитрил её и всех наблюдателей, вместе взятых! И в конце концов, расчистил себе путь к креслу начальника отдела. С мудростью змеи, столь неожиданной для его юного возраста, затаился и переждал период проверки. Скромный, тихий, безобидный юноша. Соблазнитель, искуситель и мерзавец...
Но за что, за что обошёлся он с Мамочкой так жестоко?! Что видел он от неё, кроме добра и расположения? Неужели такая у него натура?..
Мамочка долго думала, искала ответ на этот вопрос - и не могла найти. В самом деле, можно ударить человека, но не убивать... оставить жить... А ведь Эймер... убил её?!
Именно убил. Убил совершенно хладнокровно! Ещё утром так мило заботился, подкладывал омлет и салатик, жалел, помочь обещал... И вдруг, нежданно-негаданно нанёс смертельную рану, и от этой внезапности ещё тяжелее. Нечего сказать, пожалел волк овцу!
Мамочка попыталась выбрать из двух личин наиболее подходящую для Мальчика. Кто же он, змея в курятнике или волк в овчарне? Пожалуй, всё же змея, вернее, учитывая неожиданно восстановившийся мужской статус - змей. Мудрый, расчётливый. Кажется, это индейцы майя придумали себе для поклонения Пернатого Змея, которого называли Кетцалькоатлем? Верно, кетцаль - их священная птица, Кетцалькоатль - змей в птичьих перьях... чтоб легче было забраться в птичник...
Да что за глупости она придумывает, в конце концов?! Велика ли разница между волком и змеёй, если ходит это существо на двух ногах! Глупый и праздный вопрос. Одно слово: зверь...
И тут Мамочку словно парализовало! Кроваво-алая пелена поплыла перед глазами и заволокла всё вокруг, а на фоне этой пелены загорелись слова... много слов...
"Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог..."
"...которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные..."
"Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него - как у медведя, а пасть у него - как пасть у льва..."
Образы различных животных возникали, делились на части, переплетались и беспорядочно срастались... змей с львиной пастью и гривой... барс в овечьей шкуре и с лапами гигантского гризли... А из гадкого терракотового тумана выстреливала и оплетала всё это хаотически безобразное смешение бесконечная лента, состоящая из одного огненного слова, возведённого в степень бесконечности:
...caadu-caadu-caadu-caadu-caadu-caadu-caadu-caadu-caadu...
Несмотря на жар, которым веяло от кровавой пелены и огненной ленты слова, Мамочке сделалось ужасно холодно. Чья-то мощная рука сдавила почти замершее сердце. В глазах потемнело, волнами накатила могильная сырость, которая вмиг смыла прежнее видение. Из чёрно-серого тумана, в который превратилась прежняя алая пелена, выступило до жути знакомое лицо, знакомый голос произнёс: "Стрелок у тебя в тылу, против тебя выдвинуто тяжёлое орудие, снайперы следят за тобой. Я тебя уничтожу".