Число зверя, или Лейтенант дьявола
Шрифт:
– Повторяю, не в картах дело и не о картах речь. Я говорю прежде всего об игре в жизнь, Цыган. Есть такая игра, и вот как раз в неё ты играть абсолютно не умеешь.
В старческих глазках неожиданно полыхнули устрашающе-злобные фиолетовые огоньки, и он отчеканил:
– Вот результаты игры в жизнь некоего Эймера. В тринадцать лет он сделал первый труп. Его одноклассник, пропащий второгодник, гроза всей школы, едва уговорил тихенького тщедушного Эймера сразиться в "секу", но к исходу дня проиграл все деньги до копейки. В том числе довольно крупную сумму, которую должен был отдать тем же вечером старшим ребятам, давно бросившим школу и промышлявшим всякими тёмными делишками. А когда проигравшийся вчистую пришёл просить об отсрочке уплаты долга, то был зверски избит и скончался в больнице.
Новичку
Однако немедленно выяснилось, что старикашка знает и про всех остальных.
– Для тех, кто ещё пытался после этого втянуть Эймера в разного рода игры на деньги, это кончалось менее трагично, хотя всё же больно: проигрыш вчистую, похищение денег у родителей, разоблачение и жесточайшая порка. Но эти ребята имели крепкие зады, поэтому неприятности кое-как переносили. Однако уже через полгода никто не отваживался играть с Эймером даже в "пристенок". Кстати...
Дед Гаврош скроил довольную физиономию, словно обнаружил в куче мусора драгоценный перстень.
– Кстати, следует заметить (хотя это и не входит в число ошибок Эймера, но как явление весьма любопытно), что с тринадцати лет Эймер не только никому проиграть не мог, но и выходил без единой царапины из всех драк. Не потому, что был отличным бойцом. И не потому, что не было желающих избить его. Вовсе нет. Просто всякий раз это получалось как-то само собой. Наиболее яркий пример: пятнадцатилетний Эймер повёл в кино девочку из параллельного класса (к нему всегда благоволили представительницы слабого пола, но об этом позже). На обратном пути подростки повстречались с компанией четырёх подвыпивших верзил, которым понравилась девчонка и ужасно не понравился Эймер. Казалось, трагический финал неизбежен. Но когда один из нападавших замахнулся, чтобы ударить Эймера, то угодил своему товарищу прямо в глаз. Между ними завязалась драка, двое других принялись разнимать поссорившихся и тоже передрались. В результате одному хулигану проломили череп, другому распороли живот "розочкой", а Эймер с подружкой убежали, воспользовавшись суматохой.
Но всё это недостойные упоминания мелочи по сравнению со шлейфом, который вытянулся за нашим героем после окончания школы и начала работы. Нашему герою нет ещё и восемнадцати, но за неполный год самостоятельной жизни он сумел сделать одиннадцать трупов, остальные попали в больницу, вроде Арамиса. Им, можно смело сказать, повезло.
Тут нечего было ни убавить, ни прибавить. Всё совпадало до мелочей, потому что Анчихрист как раз и был одиннадцатым самоубийцей. Новичок ожидал, что Дед Гаврош продолжит говорить, однако старичок вновь прибегнул к какому-то идиотскому развлечению. Он поддел ногой наполовину присыпанную песком сухую сосновую ветку, со словами: "Аллегория. Смотри", - швырнул её в озеро, отчего сидевшая на мелководье у берега лягушка шарахнулась в камыши, и замер. Потом набрал раскрывшихся сосновых шишек, из которых высыпались семена, и принялся бросать в плывущую ветку.
Юноша решил, что разум окончательно покинул Деде Гавроша, и старичок впал то ли в детство, то ли в тихий маразм. Через некоторое время, вдоволь натешившись этим странным занятием, Дед Гаврош обернулся к новичку и хитро спросил:
– Что, понял?
– Я понял, дед, что ты совсем свихнулся, хотя шпик из тебя вышел бы отличный, - беззлобно сказал юноша. Это предположение лишь развеселило старичка.
– Нет, мон женераль, я не свихнулся, - сказал он довольно доброжелательно. - А непонимание тобою аллегории говорит лишь о неразвитости твоего ума. Так вот, для особо непонятливых поясняю. Палка - это ты. Ты плывёшь по озеру жизни, а вокруг тебя... плюххх... плюххх... плюххх... шишки падают. От летящих в воду шишек идут волны, а волны в свою очередь качают палку, символизирующую тебя. Ну, как ты не понимаешь? Эти волны доходят до палки и заставляют вилять, юлить, вертеться, метаться. И нет у тебя надежды, как у этого куска дерева. Никакой надежды пристать к какому-либо берегу. Найти себя... И я спрашиваю: что же делать дальше?
Новичок и сам хотел бы это знать, и Дед Гаврош не замедлил с ответом. Подняв палец к зениту
– А вот что нужно делать: научиться играть в жизнь! Не впадать в тоску или в азарт, не "засвечивать" карты и не сбрасывать до срока козыри. Тогда и прекратится падение шишек, волны перестанут бить тебя, и ты сможешь грести к намеченной тобой точке берега, а не безвольно подчиняться прихотям слепой судьбы. Ведь ты потому и таскаешься из города в город, что мечтаешь оборвать шлейф, который тянется за тобой. Это у тебя идэ фикс! Но ничего не выходит, и после очередного трупа (или, в лучшем случае, душевнобольного, раненого или искалеченного, в зависимости от степени проигрыша) ты меняешь место работы и жизни, однако всё повторяется снова и снова. Вот и получается: недельку-другую ты скитаешься, недельку-другую работаешь, потом опять скитаешься, опять работаешь и так далее. Разве я не прав?
Возразить было нечего. Да и к чему возражать! Возможно, если Дед Гаврош оказался таким всезнающим, он и в самом деле подскажет выход... И новичок решил не таиться перед ним:
– Да, дед, ты прав. Прав на все сто. Только вот как мне научиться этой самой игре, а?
Старичок просто расцвёл, ласково потрепал новичка по коленке и игриво произнёс:
– А я начто, мон женераль? Научу, всему научу.
И вновь напустив на себя значительный вид, строго сказал:
– Но при одном условии. С этой минуты ты очень серьёзно относишься ко всему, какими бы странными и даже дикими ни показались тебе мои слова. Я убедился, что ты не способен воспринимать аллегории. Так вот, мон шер, потрудись не отметать услышанное, а напрячь мозги и поискать смысл в иносказательном. Либо, в крайнем случае, потерпи, пока я не растолкую тебе всего. Понял? Речь идёт о твоей судьбе. И не только о твоей.
Странный огонёк вновь полыхнул в глазах старичка. Эймер вздрогнул, но подобрался и твёрдо вымолвил:
– Обещаю.
Тогда Дед Гаврош полез во внутренний карман пиджака и извлёк оттуда весьма потрёпанную пухленькую книжицу размером примерно десять на пятнадцать сантиметров. Книжка имела чёрную клеёнчатую обложку, с которой совершенно стёрлось название. Казалось, книжку не раз подклеивали и переплетали, залечивая нанесённые жизнью раны.
Старичок обошёлся с книжкой весьма странным образом: плюнул на обложку, стёр рукавом плевок и только затем раскрыл почти в самом конце, не давая томик новичку в руки, указал на один из абзацев и велел:
– Читай, только про себя.
И новичок прочёл:
"16 И он сделает то, что всем - малым и великим, богатым и бедным, свободным и рабам - положено будет начертание на правую руку их и на чело их,
17 И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его.
18 Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое: число его шестьсот шестьдесят шесть."
Новичок подумал, что язык отрывка очень похож на "рыбацкие" былички, которые он обнаружил дома у Анчихриста. К тому же, в обеих книжках текст был убористо напечатан в две колонки, абзацы пронумерованы. Только в Анчихристовой книге колонки текста были разделены одной вертикальной чертой, а в этой - двумя, да вдобавок между колонками были проставлены непонятные сокращения и цифры. В колонтитуле стояло:
"Откровение"
Новичок потянулся, чтобы перевернуть страничку и поискать имя автора, но Дед Гаврош молниеносно отдёрнул руку с книгой и пребольно стукнул новичка по пальцам, гаркнув:
– Куда?!
Потом заискивающе улыбнулся, приложил к груди свободную руку, пробормотал:
– Пардон, мон женераль, но Библию нельзя просто так брать голыми руками, - плюнул и добавил: - Для нас, и пока особенно для тебя, Эймер, это вопрос жизни и смерти.
Теперь, когда Дед Гаврош произнёс название книги, новичок наконец кое-что понял. До него изредка доходили смутные слухи, по большей части противоречивые и весьма нелепые, про бога, которого люди иногда поминают в просторечье, и про эту самую книжицу. Только он никак не ожидал, что Дед Гаврош и Анчихрист окажутся парочкой чокнутых проповедников. Скука так ясно отразилась на его лице, что старикашка вынужден был строго напомнить: