Чиста пацанская сказка
Шрифт:
– Да, давненько тут у вас по-взрослому не воевали… Сыксонское, говоришь?
Тут же подлетел хозяин лавочки и начал грузить - да тут одного булата, да полировка, да одной гравировки на двадцать монет, и так при курфюрстском дворе щас модно; а надежность?! Я вас умоляю, граф, тут из башенного арбалета с десяти шагоф не поцарапать! Гербы припаяем, перья поменяем!
Ну, и догрузился.
– Булат, говоришь? Сыксонский? С десяти шагофф, говоришь… - нехорошо ощерился покупатель, выдергивая из казака акинавского засапожника.
– Полста монет, значица. Ну че, забьемся? На эти полста?
– и сделал красноречивый жест ножом в сторону невинно
Лавочник огляделся - эх, нельзя спрыгивать, вон сколько народа столпилось, терять лицо… Да и пятьдесят монет - заманчиво, чего там. С другой стороны, больно уж здоров этот чертов спорщик, вдруг и впрямь пробьет. Хотя - ножом… Наврядли. Да и пусть сначала деньги покажет!
– нашелся лавочник и попал окончательно, осведомившись с елейной улыбочкой:
– У фас есть тостаточно тенек на заклатт?
Чертов чужеземец молча грохнул о прилавок мешком с монетами, вызвав восхищенный гул прибывающих зрителей. Мозг лавочника тревожно заметался:
– Сокласен. Только если фы не пудете сильно расмахифаться. А! И с перфого раса.
– Да я вообще размахиваться не буду. Ты давай бабки пока тащи.
– ухмыляясь, посоветовал чужой, взял нож обратным хватом и приставил острие к середине грудной пластины.
В лавке повисла тишина. Подняв кулак, чужой издевательски улыбнулся торговцу и с противным консервным звуком погрузил лезвие по самую рукоять.
– Вот булат.
– серьезно произнес чужой, поднося к носу торговца матовое черное лезвие с неряшливыми серо-голубыми разводами.
– А этим только будку собачью крыть, и то в падлу нормальной собаке: завитушек дохрена. Гони давай бабло, с-с-сыксонец.
Отмахавшись от восторженно виснущей жены частью свежеподнятого золота и подтолкнув ее в сторону модного отдела, Марат вылез из воняющего бабскими штучками полуподвала и не торопясь пошел по рынку в направлении давно примеченной ломбардовской вывески. Базар уже начал помаленьку свертываться - солнце поднялось в зенит, скоро прозвонят к обедне…Или к мессе, че у них тут за сходняки, надо выяснить. А то неудобно может получиться… - новый руководитель завязал на память узелок, машинально отыскивая глазами пивнушку: жажда снова дала знак, что калиево-натриевый баланс нужно изредка подновлять…Да и сожрать уже чего-нибудь можно. Эх, есть свой цимес и в ызырбучанцах. Вот нет их - и шашлыка нет. И шаурмы.
– рефлекторно сглотнул Марат.
– Одни толстомордые тойфели со своей свининой задравшей. А ведь и так чуть не каждый день чучку трескаю - харам, ой харам…
Пивняк оказался рядом с ломбардом - несколько столиков на мостовой, в пятнистой тени от дерюжки на шестах…Сначала, или потом?
– задумался Марат, нащупывая в кармане трубку.
– Сначала. Вдруг опять тупой попадется, нервы начнет портить. А на душе так хорошо, мир и покой, понимаешь… Пиво шустро принесла симпатичная девка с добросовестно наеденным задом. Прихлебывая светлое, Марат уютно растекся в креслице, щурясь на неторопливую движуху рыночной площади.
…Это ж надо. Ни карманников, ни кидал, чтоб в три листика или в наперстки - ни боже мой, стражники вон стоят - подойди, попробуй коня провесить - сто пудов, не поведутся и покрутят… Но ведь так не бывает!
– Марат поставил на столик пустую кружку и принялся забивать трубку.
– Не может такой жирный лох безпостриженным гулять, не бывает такого…
Мимо размеренно шествовали ихбинкракцы в воскресных прикидах, и это действительно
…О какой лось, пузо как у министра… Цепка золотника на полтора, а то на два… Штаны новые, ни дырки, ни пятнышка; клифтяра - бархат, о! у него и на шапке рыжье, вон че… Такого вывернуть - на пяток-десяток монет всяко подымешься, даже если барыга - тварь последняя…
Глава Пятнадцатая,
исполненная moralites и отсылок ко всевозможным непреходящим ценностям, в которой герой проявляет чудеса человеколюбия и помогает оступившемуся участнику финансового рынка вернуться к соблюдению Дао и взращиванию заслуг, с их последующим учетом на счетах всех живых существ. Ну, не всех, если честно. Некоторых.
…Или во - две шаболды, тоже не хило прикинуты. И на шее, и на ушах, да марочки шитые, у нас на Похинхине такие по монете минимум катили… И жрачки каждая на одну-полторы монеты тащит. И это не блатота еще, у блатных на рынок есть кого заслать. Это простых смертных бабы-то, во как…
– Фам пофторить, герр чужестранетс?
– Да, майне-кляйне, данке… - рассеяно ответил странный посетитель, провожая взглядом долговязого кантора Диркшнайдера, прогуливающегося по рыночной площади под ручку с супругой.
…А вон того длинного я бы и сам облегчил по случаю… Гайка уж больно приметная, наверняка монет за тридцать уйдет… Котлы - еще двадцаха; цеперович - да, богатый цеперович, не как у того лоха, плетение "бисмарк", рогатая, монет восемь-десять; и с бабы на чирик еще - да, семьдесят верных, такого фраера на Мусорскве версту назад бы заземлили, бесса-мненья… О! Смотри-ка, и тут не стерпели… - в миновавшую Марата парочку врезался скатившийся с крылечка ломбарда кувыркающийся тойфель, принятый было Маратом за опытного карманника, "оступившегося на лестнице". Однако, прекрасно исполнив первую часть трюка, тойфель остался лежать в пыли, не делая попыток "удержаться на ногах" или "помочь тем, на кого так неосторожно налетел"…Неужели будет работать, когда лохи начнут его подымать? Ай молодца, товарищ, редкостный нахал!
– восхитился Марат, усаживаясь поудобнее.
Длинный фраер, возмущенно сверкая глазами, вернул свою бестолково сучащую конечностями супругу в вертикальное положение и с поднятой тростью подступил к слабо копошащемуся в пыли карманнику…Ага, брателла, не все коту масленница… - посочувствовал бедолаге Марат.
– Ты, по ходу, не особо удачно приземлился, да щас еще от этого огребешься. Ну че, кинуть тебе поддержки… Рассчитывая снять с ширмача немножко инфы по местной братве, Марат попытался вытянуть в сторону событий третью руку, но обломался: аджну-баха, находившаяся в сложных отношениях со спиртным, работать отказалась…Ну и хрен с ым.
– не обиделся Марат.
– Встанем да ножками подойдем; чай, не бары…
– Ой-вэй!
– прикалываясь, заголосил Марат с йоббитским прононсом, подавая руку встающей бабе длинного.
– Какой цорэс, надо же себе! Вы таки не ушиблись, дорогая госпожа? Ваш супруг, я вижу, остался несокрушим, да, есть еще крепкие мужчины…
Фрау Диркшнайдер, тут же ставшая томной и ранимой, повисла на руке галантного чужестранца всей своей тушей, а тупой кантор расплылся до ушей, забыв о несчастном карманнике:
– Данке, данке, молодой госпоттин… Песопрасие, фы сокласны? Приличному тойфелю уше по улитсе не пройти! Киттаются тут фсякие!