Чистилище
Шрифт:
— Господа Донати и Розин?
— Они самые, — заверил комиссар, запирая машину.
— Подождите здесь одну секунду, вас сейчас заберут. — Едва жандарм произнес эти слова и подошел к следующей машине, которую нужно было припарковать, из тени Апостольского дворца вышел сухопарый мужчина в черном костюме священника и быстрым шагом направился к комиссару и Розину. Блестящие черные волосы спадали по обе стороны лица, а высокие скулы и узкие глаза отчетливо указывали на его азиатские корни. Александр знал о Генри Луу лишь то, что его родители были из Франции и Вьетнама. Луу в детстве жил в Европе и Азии, а свою клерикальную карьеру начал во Франции. До того как оказаться в Риме, понтифик Кустос жил под мирским именем Жан-Пьер Гарден, был архиепископом Марсельским. Еще с того времени он знал и доверял Луу и вскоре сделал его своим личным секретарем в Риме.
— Buon giorno, signori! — прокричал им Луу. — Хорошо, что вы оба приехали так быстро!
Несмотря на радостные слова, лицо Луу оставалось таким же серьезным, как и у Вернера Шардта. Александр помнил прежнего, вечно улыбающегося азиата и теперь был разочарован. На лице Луу не дрогнул ни один мускул, он пригласил их пройти во дворец. Секретарь провел их коридорами к персональному кабинету его святейшества, в котором Александр уже однажды был. Коротко постучав в дверь, Луу вошел в комнату один, а потом через несколько секунд подал знак Розину и Донати.
Папа Кустос, явно озабоченный, сидел за столом в своей белой сутане и кому-то звонил по телефону.
— Я хочу лично поговорить с ним! — энергично сказал он в трубку. — Как повышение значимости присвоенной им же должности? Нет, я так не думаю. Его еще официально не провозгласили антипапой. Возможно, мы еще до этого сумеем договориться… И как это будет выглядеть? — Кустос глубоко вздохнул и взглянул на потолок, словно моля Бога о милости. — Поживем — увидим. Установите сначала контакты, монсеньор!.. Я буду ждать вашего звонка, спасибо.
Тяжело вздохнув, понтифик положил трубку и уставился на заваленный бумагами стол, будто был один в комнате. В его кабинете царил полумрак, потому что все стены были уставлены книжными полками, но все это как раз соответствовало настроению Святого отца. Когда Кустос наконец поднял глаза и встал, чтобы поздороваться с гостями, на его лице появилась вымученная улыбка. Темные круги под глазами свидетельствовали о том, что ночь у понтифика выдалась бессонная. Несмотря на все заботы, которые легли на его плечи, он отнесся к гостям доброжелательно и предложил им войти и присесть на небольшой диванчик.
— Ну, вы уже слышали, скоро у нас будет второй Папа. — Кустос снова вздохнул и добавил: — Если, конечно, все и дальше будет идти по воле так называемой Святой церкви истинной веры.
— И кто им станет? — взорвался дон Луу, потерявший свое знаменитое железное азиатское самообладание.
— Сальвати, — коротко ответил понтифик.
— Томас Сальвати? — переспросил личный секретарь.
Понтифик кивнул.
Луу издал звук, похожий на злобное рычание собаки.
— Я знаю, что Сальвати не согласен с курсом реформ, ваше святейшество. Я даже предполагал, что он заодно с раскольниками. Но чтобы такое?!
— Теперь мы знаем, что он на другой стороне, — сухо ответил Кустос. — Узнать своего соперника — это первый шаг к победе. Хотя, признаться, я не хотел бы видеть Сальвати в стане врагов.
— Простите меня за невежество, — вмешался Донати. — А кто такой этот Томас Сальвати?
Ответил Александр Розин:
— Относительно молодой, но очень харизматичный человек, глава Конгрегации религиозных орденов. До этого он был епископом Мессинским.
Кустос повернулся к Александру, и на этот раз его улыбка была радостной и непринужденной.
— Браво, сын мой, вы хорошо выполняли домашние задания, которые следует делать корреспонденту Ватикана! «Харизматичный» — это подходящее слово. К тому же Сальвати полон энергии. Да уж, представляю, как он будет выполнять обязанности Папы. К несчастью, он будет занимать этот пост незаконно.
— Я бы сказал, что он к счастью занимает его незаконно, — сказал Донати и обратился к Александру: — Синьор Розин, как только что сказал его святейшество, вы в настоящий момент должны позабыть о своей новой профессии. Все, о чем говорится в этих стенах, строго секретно.
— Ничего другого я и не ожидал, — без намека на иронию ответил Александр. — У меня и в мыслях нет добавлять Церкви ненужных проблем.
Кустос тихо произнес:
— Кто создает здесь проблемы, так это, наверное, я. Мои реформы привели к расколу Церкви. Я рассчитывал на противодействие, причем на сильное противодействие, но не думал, что все это приведет к схизме. Возможно, то, что я занял этот пост, было ошибкой. Прошлой ночью я долго думал, не уйти ли мне с занимаемой должности.
Луу испуганно взглянул на него.
— Вам не стоит так говорить, даже думать об этом не стоит, Святой отец! За первые месяцы вы преодолели столько трудностей! Если вы сейчас сдадитесь, все, что вы сделали до сегодняшнего дня, окажется напрасным. Все жертвы будут напрасными. Кто знает, когда Церкви еще так повезет и во главе ее станет человек вашего склада. Возможно, что уже никогда.
Кустос успокаивающе отмахнулся:
— Не делайте меня более великим, чем я есть на самом деле, дон Луу! Но все, что касается конца реформ и напрасных жертв, я и сам знаю, поэтому решил остаться. Служба понтифика — это не работа на заправке или в супермаркете, когда можно просто развернуться и уйти, если уже больше нет желания. Но я все-таки должен признаться себе и моей Церкви, что допускал ошибки. Я надеялся провести реформы рационально и безболезненно, но для консервативных кругов верующих, а также людей, которые работают для Церкви, все произошло внезапно и слишком быстро. Мы не должны были выносить на повестку дня вопросы о браке священников и о священниках-женщинах, по крайней мере, не так скоро и не все сразу.
— Вы хотите упразднить целибат и посвящать женщин в пастыри? — растерянно спросил Александр.
— Это пока неофициальное решение, — поспешил вмешаться Луу. — По желанию его святейшества, мы хотели вынести эти пункты на обсуждение в Конгрегации кардиналов. Но этого уже было достаточно, чтобы предатели присоединились к раскольникам.
— Лучше сказать, это была последняя капля, которая прорвала плотину негодования, — подвел итог Кустос. — Оба эти вопроса вполне разумны и необходимы, если Церковь в ближайшее время не хочет остаться без своих приверженцев. Мне казалось, что решения по таким болезненным вопросам следует принимать в пакете, но тут я ошибся. — На губах его появилась горькая улыбка. — Это уж слишком для воспетой непогрешимости понтифика.