Чистильщик
Шрифт:
Сесила вывели на сцену. Палач в скрывающей лицо красной маске сноровисто прикрепил цепи к небольшим крючкам так, что горбун остался стоять с разведенными в стороны и вверх руками.
Рядом с палачом встал невысокий парень в одежде, похожей чем-то на одеяние шута, с раздутыми штанами и рукавами, из зеленой и красной ткани. Развернув свиток, он стал громко зачитывать приговор.
— За убийство музыканта, нападение на дом и попытку ограбления знатного гражданина Алтоне, за вандализм в соборе, Сесил приговаривается к смертной казни через побитие
— Мы обязательно должны на это смотреть? — спросила Ника.
— Ну, отчасти это по нашей вине он будет казнен. Хотя, несомненно, и он кое в чем виноват.
— Только вот его вина никак не тянет на смертную казнь! — резко возразила девочка-призрак.
— Он помешал нам в поимке одной из «Рассвета новой эры». Это достаточное основание. По крайней мере, для Ностальфа.
— И все же, он просто запутался, а Силентия воспользовалась им. Ты же понимаешь это?
— Да, понимаю, но это никак не отменяет его проступка. В одном я согласен с тобой: смертная казнь — это уже перебор. Но в данном случае мы бессильны что-то изменить.
Тем временем глашатай сошел со сцены, а палач парой движений плечами размял руки, затем отвел плеть назад, а потом каким-то легким движением выбросил ее вперед. Плеть хищно вспорола воздух, раздался гулкий щелчок, кожа на спине Сесила лопнула, он выгнулся дугой, громко взвыл. Толпа вокруг громко загудела.
Ника прикрыла лицо руками, отвернулась.
— Почему тогда его обвиняют в убийстве, воровстве и вандализме? — спросила Ника.
— Потому что хотят скрыть факт нашего участия или минимизировать его. Общественности не обязательно знать настоящие мотивы. Это не редкость, когда официальный приговор не соответствует реальным мотивам ареста и казни.
Хлыст зло гудит, оставляя кровавые полосы на спине Сесила. Кровь залила спину, запачкала доски под ногами. Палач тем временем сделал секундный перерыв.
— Эй, он хочет что-то сказать! — крикнул кто-то из толпы.
— Не слишком ли жестоко? — раздался голос женщины.
— Дайте ему слово, может он раскаивается в содеянном. Он же простой звонарь, трудно поверить, что он совершил все это.
Гул пошел по толпе, судья в черных одеяниях и с накладным белым париком, сидящий в стороне и наблюдающий за исполнением приговора замялся, оглядел толпу, затем резко встал, подняв руку и призывая к тишине. Палач вопросительно глянул на судью, тот жестом показал, что все в порядке.
— Вы абсолютно правы. Мы не выполнили одну важную традицию. Всегда нужно давать право последнего слова.
В лицо Сесилу плеснули холодной воды. Он вздрогнул. Мутный до этого взгляд стал четким, губы искривились, послышался слабый стон боли.
— Итак, Сесил, есть тебе что сказать? Раскаиваешься ли ты в преступлениях и готов ли молить о прощении? Как убийца и вор ты не можешь быть освобожден от смертной казни, но она может быть заменена на более легкую и быструю.
Горбун медленно поднял подбородок, взгляд прошелся по толпе.
— Я не сделал ничего плохого. Все, что я сделал, это помог той, кого люблю, — прошепелявил он, с трудом выговаривая слова. — Я ненавижу вас всех.
Его лицо исказилось в ненависти. По толпе прошелся ропот.
— Да как он может?
— Что
— Может, сошел с ума?
— Да! Я ненавижу вас, этот город, его смрад, лицемерие и чванливость. Ваши мерзкие рожи — меня от них тошнит! Вы с самого начала презирали меня, сторонились, в ваших глазах читалась брезгливость. Но нашелся человек, который не отверг меня. Она не боялась меня, была добра и приветлива. Я благодарен, что она подарила мне душевное тепло, которого так не хватало. Я рад, что, жертвуя своей жизнью, спас ее. Если бы это произошло вновь, я поступил бы точно также. Я ни о чем не жалею!
Толпа взорвалась гулом негодования.
— Казнить его!
— Позор!
— Смерть убийце!
— Они же его совсем не знают. Он не убийца, — прошептала Ника. — Так неприятно ощущать собственное бессилие.
— Продолжай! — приказал судья палачу.
Тот взмахнул плетью.
Раздался глухой щелчок. Сесил дернулся и обвис. В центре лба у него образовалась небольшая аккуратная дырка, из которой потекла струйка крови.
Толпа замерла, а затем раздался женский крик.
— Все быстро расходитесь! — прокричал судья, двое полицейских встали рядом с ним, глаза шарят по округе в поисках стрелка.
— Кто это был? — спросила Ника.
— Скорее всего, Алаги. Подарила ему легкую смерть. Ладно, уходим, не на что тут смотреть, — хрипло прошептал Астер.
Впереди показался офис.
Снег покрыл все вокруг волнистыми сугробами, а небо, покрытое такими же волнистыми белыми облаками, кажется отражением земли.
— Астер, ведь он ничего из этого не сделал, а просто защищал ту, которую любил, даже не зная, что она колдунья, — сказала Ника. — Неужели просто факт помощи «Рассвету новой эры», достаточен для приговора человека к смертной казни?
— Ника, я скажу тебе непростую вещь. Мы — зло. То, что делает «Черная луна» — есть не что иное, как зло, в чистом его проявлении. Мы убиваем монстров за деньги, создаем чистильщиков, проводя эксперименты на людях. Мы тайно правим странами и устраняем неугодных. Ты же слышала про «Тень над миром»?
— Но ты не злой! — воскликнула она.
— Это никак не отменяет того, что я работаю на злых людей. Я скажу тебе неприятную правду — чистильщики хороши не только в охоте на монстров. Наша скорость, реакция, выносливость, сила, ловкость, способность использовать магию, умение видеть в темноте — все это делает из нас идеальных убийц. Не счесть, скольких неугодных правителей и их наследников убивали чистильщики по требованию магов «Черной луны».
— А «Рассвет новой эры»?
— То же самое, только с другого ракурса. Раскол произошел из-за подходов к управлению миром. Одни хотели оставить прежнюю систему, в которой убивали монстров и тем самым поддерживали свою нужность обществу. Другие, наоборот, жалили приспособить монстров к помощи людям. Восстание в 1666 году и появление отступников — есть не что иное, как борьба за власть и за то, как правильно «доить» этот мир.
— Как все это мерзко, — произнесла Ника. — Не думала, что наш мир такой. Но почему ты, зная все это, продолжаешь находиться в «Черной луне»?