Чисто конкретное убийство
Шрифт:
— А что адрес?
— Адрес давайте. Где он жил?
— Где-то на Селецкой. Но я там в жизни не была и номера дома не помню… Нет, все-таки помню, Селецкая, пять, четвертый этаж, мы там проезжали, и он даже мне показал пальцем свой балкон. На балконе стояла какая-то девица, я слегка удивилась, но ни о чем не спрашивала, потому что наше знакомство было еще в самом начале и я хотела проявить такт и щепетильность. Он не любил нахальных расспросов.
Росчишевская не скрывала изумления.
— Мы с тобой точно говорим об одном и том же психопате? Какая Селецкая, он меня заволок на Подхорунжих и пробовал учить пользоваться
— Не строй иллюзий, это он. Пленэры и палатки, ну как же без них!
— Телефон! — простонал Возняк, как раз не строя иллюзий.
— Он говорил, что у него нет телефона.
— В той квартире телефона не было.
Ответы наложились один на другой. Прозвучали они так, что Возняк, не веря своим ушам, все-таки был вынужден поверить. О ком они говорят? Какой-то совсем малахольный тип… Ну, если это тот самый, который отрубил башку лопатой… Сумасшедшие на все способны.
— И ни одна из вас его двенадцать лет не видела?
— Я — семнадцать, — напомнила Росчишевская.
— А я — да, двенадцать, — подтвердила Иоанна. — Сразу после этого я от злости уехала…
— Куда!
— Во Францию, в Данию, в Канаду, в Южную Африку… Но перед этим я успела познакомиться с Марленкой, на лужайке, но как бы через него, Марленка его знала. И еще я успела., а, нет, это уже было год спустя… укоренить ее здесь, на участке, в это кошмарное общество.
Марленка после двух кошмарных баб показалась Возняку настоящим чудом, цветком и кристальным родником. Она была нормальная! И говорила она на один голос, а не на два сразу.
— Понятия не имею, — сказала она огорченно. — Трудно описать, кем он был. Ребенком я считала, что он вроде как мой дядюшка, ну, дядюшка так дядюшка, но чей он родственник — хоть убейте, не знаю. И я его в глаза не видела лет десять, даже одиннадцать…
— А до этого вы с ним чаще виделись?
— По-разному. Иногда — каждый день, а порой мы долго не встречались. Вы знаете, я с детства была повернута на растениях, стоило пустить меня на лужок — и можно не беспокоиться, где я и что делаю. С пани Иоанной я тоже познакомилась на лужайке. Сколько мне тогда лет было — одиннадцать, двенадцать? Она показала мне крушину, такой красивый куст, и предупредила, что кора крушины — мощное слабительное… Ой, простите, вы же не про это спрашивали.
На участке умножилось поголовье гостей, которые явно обижались, что на них не обращают внимания. Две ранее допрошенные гражданки остались за беседочкой, поэтому Марленку Возняк впихнул в беседку, внутрь, но только в ажурную терраску. Что-то ему подсказывало, что не стоит запираться с ней в жилой части старой халупы. Марленка не протестовала, она отыскала себе какой-то ящик, на котором лежал свернутый шланг, и на него уселась.
— Так; вы когда познакомились с пани Иоанной? Не позже, а именно через этого… дядюшку?
— Ну да, через него. То есть я с ней тогда встретилась второй раз в жизни, и так она в моей жизни и осталась, а тут выяснилось, что они с дядюшкой знакомы. А потом она мне устроила протекцию на этом участке. Только я тут не сразу прижилась, сразу не осмелилась, какое-то время показывалась время от времени…
— А что дядюшка? — безнадежно спросил Возняк, тоже садясь на плетеный стул, который угрожающе затрещал, и сам понял, какой глупый вопрос задал.
Марленка вовсе не сочла вопрос глупым. Она поправила разъезжающийся на ящике шланг и принялась оживленно рассказывать.
— А с дядюшкой вышло странно, какие-то сложности. Тут столько говорилось о том, что должна быть такая стеклянная оранжерея, и кто-то обещал, пани Иоанна рассказывала. Но все это было давно и неправда, ничего не получилось, а выходило, что сделать все должен был как раз дядюшка, и пани Иоанна про него и говорила. Но сюда я его привела один раз, а потом он сам тут зацепился. Я с ним тогда не встречалась, потому что была уже в выпускном классе, и здесь бывала наездами. А пани Иоанны тогда тут вообще не было, она уехала, и мне показалось, что они разорвали все отношения. Может быть, из-за одной такой тетки… Но потом дядюшки уже не было, оранжерею он не построил, остался не то парник, не то компостная яма, а дядюшку я до сей поры не видела и понятия не имею, что с ним творится. В родне тоже никто ничего не знает, и вообще моя семья его почти не помнит. Да и родни у нас почти не осталось… Сами видите, какой идиотизм: никто его на самом деле не знает, а я в детстве считала, что это дядюшка. Где смысл, где логика? Разве что моя тетка его знала, но она за это время умерла. От рака. Тут уж ничего не поделаешь.
Возняк жадно слушал ее рассказ и внимательно вглядывался в Марленку. Шланг на ящике под Марленкой не был связан и постоянно разъезжался. Марленка явно чувствовала, что он вот-вот разъедется окончательно и она соскользнет с него, как с горочки, прямо под ноги комиссару.
Поэтому она предусмотрительно уперлась ногами как следует, поддерживая равновесие. Сама того не ведая, позу она приняла при этом несколько странноватую, но крайне привлекательную.
Ноги у нее были очень красивые, и Возняк не мог оторвать от них взгляда.
— Это уже так давно было, а вы столько помните, — сказал он, потому что ничего другого не пришло ему в голову.
Марленка покачала головой:
— Вы же сами видите, что помню путано. А это был человек, которого, собственно, невозможно забыть, мне кажется, — такое чудо-юдо редко встречается. Не знаю, что с ним сейчас происходит, и лине очень странно, что эту оранжерею он до сих пор не сделал, потому что он был невыносимым трудоголиком. Вечно все поправлял, чинил, совершенствовал.
Сведения о предполагаемом злодее друг другу не противоречили, все сходилось, и Возняк снова вдохновился.
— А где он жил, вы, наверное, знаете?
— Ну что вы. Понятия не имею. Если кто-то и знал, то только та моя покойная тетка. Она тоже насчет него вела себя очень таинственно. Погодите, я какие-то глупости несу. Как: дядюшка мог делать оранжерею, если там внутри лежал скелет? Вдруг дядюшка испугался?
— Может, он сам туда этот скелет уложил?
Вопреки опасениям Марленка потрясения не выказала, Она снова поправила под собой шланг и слегка изменила позу.
— Ну, не знаю… — задумчиво протянула она — С точки зрения физических сил — мог бы. Только зачем? Зачем ему кого-то убивать, к тому же здесь, на этом участке? Тут даже воровать-то нечего… кроме, разве что, его наточенных инструментов.