Чистые пруды. От Столешников до Чистых прудов
Шрифт:
После сноса Пушечного двора здесь образовалась большая площадь, также называвшаяся Пушечной и долгое время остававшаяся незастроенной. Только после 1812 г. занялись планировкой и распределением земли: территорию Пушечного двора разделили на несколько участков; из них два, находившиеся по Театральному проезду, купили в 1821 г. грузинские царевичи Окропир и Ираклий Георгиевичи.
После смерти последнего грузинского царя Георгия, правившего в 1798–1800 гг., Грузию присоединили к Российской империи. В 1803 г. царскую семью насильно вывезли в Россию, сыновей последнего царя отдали в кадетский корпус, и они уже не смогли вернуться на родину. Известно, что один из них — Окропир Георгиевич — участвовал в грузинском тайном обществе и был сослан в Кострому.
Сыновья царя Георгия построили на двух земельных участках большие жилые дома в классическом
Впоследствии оба участка объединились в руках Григория и Павла, сыновей Окропира. В середине XIX в. из дома на углу Рождественки отправлялись дилижансы в Петербург: здесь находилось так называемое 6-е заведение дилижансов. В 1860–1870-х гг. тут неоднократно устраивались музыкально-литературные вечера, находился известный в Москве магазин и библиотека Улитиных, а в доме на углу Неглинной в апреле 1872 г. открылся известный трактир Полякова, где играла «совершенно новейшей конструкции большая музыкальная машина».
К 1879 г. все это обширное владение перешло к Герасиму Ивановичу Хлудову, сыну основателя династии текстильщиков. Он с братом Алексеем приумножил семейное дело, создав большую Егорьевскую мануфактуру и другие фабрики, и Хлудовы таким образом стали крупнейшими русскими текстильными фабрикантами.
Герасим Хлудов перестраивает все здания на участке от Неглинной до Рождественки, во дворе ломает домовую церковь и строит бани, а на углу Театрального проезда и Рождественки открывается гостиница «Дюссо», перед которой стояли одни из первых в Москве два электрических фонаря системы Яблочкова. Гостиницу, как вспоминала жена Достоевского, «особенно любил Федор Михайлович». В этой гостинице Л. Н. Толстой поселил героев романа «Анна Каренина». Вронский после посещения Щербацких «…прикинул воображением места, куда он мог бы ехать… но прошел прямо в свой номер у Дюссо…»; Стива Облонский «…заехал в Охотный ряд, сам выбрал рыбу и спаржу к обеду и в двенадцать часов был уже у Дюссо, где ему нужно было быть у троих, как на его счастье, стоявших в одной гостинице: у Левина, остановившегося тут и недавно приехавшего из-за границы, у нового своего начальника, только что поступившего на это высшее место и ревизовавшего Москву, и у зятя Каренина, чтобы его непременно привезти обедать».
В 1882 г. в «Дюссо» остановился генерал М. Д. Скобелев. Утром 26 июня перед гостиницей стали собираться толпы народа — пронесся слух, что здесь скончался Скобелев. Но умер он не здесь — оказалось, что вечером генерал поехал в гостиницу «Англия» (на углу Столешникова и Петровки) к некоей Шарлотте Альпенроз, известной в Москве девице легкого поведения. Ночью она прибежала к дворнику и сообщила, что у нее в номере умер клиент. Прибывшие в гостиницу полицейские обнаружили тело Скобелева и тайно перевезли его в «Дюссо», откуда при огромном скоплении народа его проводили на отпевание в церковь Трех Святителей у Красных ворот, а оттуда отправили по Рязанской дороге для похорон в родовое имение Спасское.
Тогда ходило много самых разнообразных слухов, ничем, правда, не подтвердившихся. Они были связаны с вызывающим поведением генерала и его неоднократными резкими высказываниями о политике правительства и самом императоре Александре III. «Полетит, — говорил Скобелев о нем, — и скатертью дорога. Я, по крайней мере, ничего против этого лично иметь не буду». Говорили об отравлении, но вскрытие показало, что причиной была болезнь сердца.
После Г. И. Хлудова все владение перешло к его четырем дочерям, которые были замужем за отпрысками самых известных московских купеческих фамилий — Прохоровых, Востряковых, Найденовых и Лукутиных. При них все начинает перестраиваться: на углу Неглинной архитектор С. С. Эйбушитц в 1890 г. строит четырехэтажный дом с пышно украшенным фасадом, а в 1894 г. на углу с Рождественкой архитектор Л. Н. Кекушев возводит еще более пышное строение с высокой угловой башней. Во дворе же 29 апреля 1893 г. заново открываются роскошно отделанные Центральные бани.
В доме находились Русское общество любителей фотографии, Московское отделение Русского технического общества, кинематограф, ресторан, книжный магазин, жили актриса М. Ф. Андреева и архитекторы И. А. Ива нов-Шиц, И. В. Жолтовский и Л. Н. Кекушев.
Оба дома
Напротив, на другой стороне Театрального проезда, обращает на себя внимание живописная композиция в русском стиле. Это одно из самых интересных произведений талантливого и трудолюбивого архитектора второй половины XIX в. Александра Степановича Каминского, умевшего работать в самых разных стилевых направлениях — он использовал в своих постройках и классицистические, и византийские, и русские, и барочные мотивы. Его оригинальная постройка в виде крепостной башни и отрезка стены оформляет Третьяковский проезд в Китай-город.
От этих строений Китайгородская стена поворачивала довольно плавной дугой в сторону улицы, делая Театральный проезд в этом месте существенно уже, — там в уютном уголке у стены первоначально стоял памятник первопечатнику Ивану Федорову.
Еще в 1870 г. Московское археологическое общество открыло подписку на его возведение, сравнительно скоро давшую значительные средства. Однако практически дело сдвинулось только к началу нового, XX в. Общество объявило конкурс на проект памятника, а городские власти выделили место для него у Китайгородской стены, рядом с Третьяковским проездом. Это был весьма удачный выбор — рядом с Печатным двором и на фоне старинной московской крепости. Советская власть и, к сожалению, та, что пришла ей на смену, последовательно разрушали этот замысел: сначала снесли стену, перенесли памятник, который в последнее время хоть стоял на фоне небольшого павильона, где находился популярный букинистический магазин «Книжная находка» (помнится, здесь было приобретено немало редких изданий о Москве…), а вот уже недавно сделали фоном Ивану Федорову дорогие магазины, предлагающие эксклюзивные товары определенным категориям покупателей, коим и дела нет до каких-то первопечатников. Совершенно прав известный исследователь современной Москвы Лев Колодный, когда пишет: «Физически памятник сохранился. Но морально уничтожен. Кто к этому руку приложил? Начальник управы, Китай-город“, префект Центрального округа, главный архитектор города? Кто эти иваны, не помнящие родства? В начале XX века комиссия ученых при всем уважении к художнику не позволила ему, чтобы „усложненный, насыщенный символикой пьедестал отвлекал зрителя от главного — скульптурной части“. А в начале XXI века чиновная рать сотворила такую градостроительную ситуацию, что зритель эту самую „скульптурную часть“ с тротуара плохо видит, — нужно забраться на крышу автосалона, чтобы увидеть всю композицию и прочесть надпись на постаменте».
Жюри конкурса на проект памятнику Ивану Федорову возглавила председатель Московского археологического общества княгиня Прасковья Сергеевна Уварова. В составе его были такие признанные специалисты, как историки И. Е. Забелин и В. О. Ключевский, художник В. М. Васнецов, архитекторы С. У. Соловьев и К. М. Быковский.
Всего поступило 27 проектов из России и из-за границы (Болгарии, Сербии, Франции, Германии). Первое и второе места были отданы проекту скульптора С. М. Волнухина, а третье — Н. А. Андреева.
Работа над статуей заняла почти два года. Отливали ее литейщики из Италии отец и сын Робекки, пьедестал памятника проектировал архитектор И. П. Машков, много строивший в Москве.
Памятник открывали в ненастный день 27 сентября 1909 г., но, несмотря на дождь, собралось много народу: «Уже с утра около места торжества толпится многочисленная толпа. Ждет героически под непрерывным дождем. Прилегающие площади сверху представляют любопытнейшую картину — всюду раскрытые зонтики. Под зонтиками стоят на крыше гигантского здания, Метрополь“, на других зданиях». Речей не произносили, только приносили к подножию венки, которых насчитали 99. После церемонии открытия в этот же день в аудитории Политехнического музея, которая, по сообщениям газет, «до тесноты была переполнена типографским людом», историк А. А. Кизеветтер прочитал лекцию о первопечатнике, а в Историческом музее тогда же выступали историки Е. В. Барсов и А. Н. Соловьев.