Чистые пруды. От Столешников до Чистых прудов
Шрифт:
В конце XVII в. этим участком владеет «подьячий Померной избы» Яков Байбаков. В течение следующего столетия участок переходит из рук в руки, часто выгорает. В 1828 г. его владельцем становится «первостатейный» купец-чаеторговец Александр Алексеевич Куманин, женатый на старшей сестре матери Ф. М. Достоевского Александре Федоровне, которая, как считается, послужила прообразом одного из действующих лиц романа «Игрок». Супруги были крестными писателя и неоднократно поддерживали его семью, и в особенности Александра Федоровна много помогала детям после смерти отца. О ней вспоминал Федор Достоевский: «Покойная тетка имела огромное значение в нашей жизни с детства до 16 лет, многому она способствовала в нашем развитии». Ребенком будущий великий писатель неоднократно бывал в этом доме. Куманины — старый купеческий род из Переяславля-Залесского, представители которого активно участвовали в
Перед окнами старинного дома расстилался сад, за которым виднелись купола Владимирской церкви, «что в Старых садех». Впервые она упоминается в духовной грамоте великого князя Василия Дмитриевича, написанной около 1417 г., где говорится о новом дворе за городом у святого Владимира, который князь завещает своему сыну вместе с вотчиной — «великим княженьем». В 1514 г. «благоверный и христолюбивый князь великий Василий Ивановичь всеа Руси со многим желанием и верою повеле заложити и сделати церкви каменые и кирпичные на Москве» — всего было заложено 11 церквей, «а всем тем церквем был мастер Алевиз Фрязин». Одна из них и была Владимирская, об окончании которой сообщается в летописи: «Того же лета [1516] месяца февраля 3 день священна бысть церковь Володимер святый в Садех митрополитом Варлаамом при великом князи Василии Ивановичи всеа Русии». Но похоже на то, что от созданного Алевизом ди Карезано ничего не осталось — во второй половине XVII в. старую постройку разобрали и выстроили новую (южный придел — 1677 г., северный — 1689 г.), в некоторых своих частях во многом имитирующую старые формы. Колокольня была выстроена также заново на старом основании.
В пожар 1812 г. церковь уцелела, но лишилась почти всего прихода, и консистория уже собралась ее сносить, «яко совсем ненужную, которая навсегда имеет остаться без прихода», но вступились богатые прихожане, и Синод решил церковь оставить.
Церковь стоит на горке, оттуда и сейчас открываются красивые виды на город, а раньше они были еще лучше. Как вспоминал сын священника этой церкви Ф. А. Гиляров, это был «едва ли не единственный в Москве вид из наших окон. Князевладимирский приход стоит на значительном подъеме сравнительно с Варварскими воротами, а храм еще на горке. Мы жили на втором этаже церковного дома, стоявшего на этой же горке. Перед нашими глазами из семи окон, выходящих на запад, и из трех, выходящих на юг, видна была половина Москвы. Правда, взор упирался в Кремлевские твердыни, и в расстоянии версты полуторы от нас они немного заслоняли остальную Москву… Левее Кремля видна была вся часть Москвы до самых Воробьевых гор, где тонкою гребенкою рисовалась роща и едва заметными двумя иголками выделялись колокольня и церковь села Воробьева. Родное Поддевичье, как лежащее в низине, не было видно, но зато на юге обширное здание Воспитательного Дома мало скрадывало местность, оставляя выдающиеся за собою верхушки церквей и колоколен Замоскворечья; а левее Воспитательного Дома виден был Симонов монастырь и тоже какая-то роща за Москвою. Даже церкви за Яузою, например Симеона Столпника, хорошо были видны из нашего „кабинета” на южной стороне. Этот превосходный вид даже соблазнил академика Мокрицкаго, который целое лето на нашей „горке” переносил его на полотно». (А. Н. Мокрицкий — известный художник, ученик Брюллова и учитель многих известных художников: Шишкина, Перова, Прянишникова. — Авт.)
Правда, тот же мемуарист писал о том, как разительно отличалась жизнь в почти сельских Лужниках, где его отец служил в церкви, от нового места в центре города: «Камень домов и мостовых, с их непрестанным грохотом, как-то давил на мозг. От духоты, пыли, жара, грохота голова шла кругом, привыкшая к свежему воздуху, прохладе сада, раздолью огородов и лугов» — и это происходило в тихом московском переулке в середине XIX в. (они поселились здесь в 1854 г.). А что автор написал бы о Москве XXI века?
В советские времена церковь уцелела, видимо, только потому, что понадобилась всемогущему ведомству: 28 января 1933 г. президиум Моссовета рассматривал ходатайство о закрытии церкви «так называемого Владимира» и постановил: «принимая во внимание: 1) острую необходимость в помещении для ОГПУ и 2) пригодность для этой цели помещения церкви «т. н. Владимира», ее закрыть и передать ОГПУ». Еще недавно церковь находилась в ужасном состоянии, без глав, ободранная, но во время реставрации в 1960–1970-х гг. у нее восстановили главы с барабанами, кирпичные кокошники, оформление глав переплетенными жгутами, пояс кокошников, главку северного придела. В последнее время в церкви было хранилище книг Исторической библиотеки, а с 1991 г. в ней уже возобновились службы.
Вернемся
Церковь упоминается в летописном известии о пожаре 1547 г.: «…погореша все дворы, и Петр Святыи, и Симион Святый, и Козма и Дамиан» (Петр — церковь Вериг Св. апостола Петра, стоявшая неподалеку в Петроверигском переулке, Симион — церковь Николая в Блинниках на Маросейке), и следовательно, она уже существовала в первой половине XVI в. В документе 1657 г. она записана как каменная. Вероятно, в конце XVII в. ее перестроили: нижний храм освятили в честь Николая Чудотворца (с приделом Космы и Дамиана, под именем которого она стала более известной), а верхний — во имя Казанской иконы Богоматери, причем она была устроена на средства князей Куракиных, чья усадьба граничила с церковным участком с запада.
К 1790 г. церковь настолько обветшала, что ее пришлось разбирать и строить заново, да и надо думать, что внешний вид ее был совсем уж не подходящ для новой моды.
Отличительной чертой этой постройки было использование в компоновке традиционных частей церковного комплекса — собственно церкви, трапезной и колокольни — простых геометрических объемов, нескольких цилиндров, почти ничем не украшенных. Из круглого здания церкви с главным престолом во имя иконы Иисуса Христа, исцелившего расслабленного, выступают три объема — апсиды и двух приделов, Свв. Космы и Дамиана и Св. Николая. Трапезной, которая одна имеет прямоугольные очертания, церковь соединяется с параллелепипедом колокольни, увенчанным высоким и узким цилиндром яруса звона. Все в композиции ясно и четко, и любопытно отметить, что эти формы настолько полюбились, что они были не однажды воспроизведены в провинции.
Московская церковь строилась на пожертвования, из которых самыми крупными были взносы подполковника Михаила Родионовича Хлебникова, владельца дома через дорогу напротив (Маросейка, 17). Главный престол посвятили новонайденному «чудотворному» образу, на котором был изображен Христос, исцеляющий больного («расслабленного», то есть лежащего в параличе), к которому, в точном соответствии с языческими обрядами, привешивали изображения больных частей тела, а то на всякий случай и вообще целые фигуры.
Прошение о построении новой церкви (архитектором был Казаков, инициалы которого не были приведены в тексте) подали в 1790 г., освящение Никольского придела совершили в декабре 1793 г.; придел же Космы и Дамиана освятили в октябре 1795 г., а главный престол — только в октябре 1803 г.
В феврале 1933 г. Моссовет распорядился «передать здание Управлению рабоче-крестьянской милиции г. Москвы для использования по специальному назначению». В продолжение многих лет церковное здание использовалось самым разным образом, ограду перед ней сломали, «возвели» деревянный павильон с пивной, и только недавно здание храма было возвращено верующим, и в 1993 г. возобновились религиозные отправления.
Далее по переулку, на правом углу с Петроверигским переулком, доходный дом, выстроенный в два приема — в 1878 и 1904 гг. В нем в 1920-х гг. жил венгерский писатель, участник революции в Венгрии 1919 г. Бела Иллеш. На другом углу того же переулка проектировался большой доходный дом (№ 6) Саровской пустыни (здесь еще в XIX в. находилось ее подворье), но из-за трудностей военного времени была построена только часть его, и та осталась неоштукатуренной (1913–1916 гг., архитектор И. Т. Барютин). Под одним номером (№ 8) — два дома, надстроенные в 1930-х гг. В составе правого дома — палаты XVII в., со хранившиеся в части его, выходящей во двор (напротив дворовой арки). Фасад дома после пожара 1812 г. приобрел классические черты. Дом принадлежал И. Е. Салтыкову, брату русского писателя-сатирика М. Е. Салтыкова-Щедрина, который часто останавливался здесь, приезжая в Москву. Левое здание — «шикарный» купеческий особняк — было построено в 1878 г. архитектором К. В. Терским. Известный поэт Осип Мандельштам также останавливался в этом переулке и тоже у брата: в середине 1920-х и начале 1930-х гг. жил в одной из квартир на третьем этаже большого доходного дома № 10, выстроенного «покоем» в конце XIX в. В 2008 г. во дворе дома поставили памятник поэту (скульпторы Е. Мунц и Д. Шаховской), погибшему в сталинских лагерях. Памятник представляет собой четыре гранитных куба, на некоторых сторонах которых высечены стихи, а наверху поставлена запрокинутая назад голова, которая, как уверяют, похожа на оригинал.