Чистый Ген
Шрифт:
“Ну и что ты сейчас будешь делать? Милости просить или пойдешь добровольно в Дом Одиночества? Или ты таким образом вызываешь огонь на себя и отвлекаешь меня от своей сестры?!”
– Успокойтесь Анна, вы так нервничаете, что рискуете свалиться в обморок. Давайте мы оставим в стороне эмоции, и я милостиво закрою глаза на ваши последние слова. А вы в ответ расскажите все, что знаете о произошедшем с вашей сестрой незадолго до этого несчастья, – вот теперь он был мягок и кроток, то что нужно, чтобы она была откровенной. – Ну же, Анна, вы можете мне доверится и рассказать все, что знаете. Я никогда никому не расскажу, что именно вы мне это рассказали.
–
Больше у нее не дрожали ни голос, ни руки. Когда она заговорила о свадьбе, которая теперь не факт, что состоится, то стала очень уверенной в том, что семья – самое важное на свете.
– Знаете, я вам верю и перед тем как уйти, хочу чтобы вы кое что увидели. Вот, – проведя перед собой рукой, он вывел над столом 3Д-модель тела Эттель, на котором высветились все ее травмы и шрамы. Девушка, сидящая напротив него, сначала не поняла, что видят ее глаза.
– Смотрите внимательно, вот здесь у нее клеймо с довольно старой латинской надписью. А здесь рука была сломана в двух местах и не очень ровно срослась. Из-за чего, по заверениям ИИ, она не может разгибать ее до конца. Вот тут на обеих ногах следы от укусов, судя по размерам, это были крысы и собаки. Ну не буду утомлять вас излишними подробностями, лишь скажу, что ваша сестра многое пережила. И сейчас когда речь идет о ее жизни, каждая мелочь, даже самая незначительная на первый взгляд, может сыграть огромную роль в моем расследовании.
– У нее был конфликт с Ашером, я не знаю почему и когда они успели встретиться и познакомиться, но она очень его не любила и не хотела, чтобы я выходила за него замуж.
Маленькая хрупкая фигурка девушки горбилась от пережитого потрясения и вытирала бегущие по щекам слезы.
Нет, понял биокомиссар, Анна не стала бы вредить Эттель. А вот странная неприязнь с сыном Акшана – это интересная деталь. Надо бы узнать об этом поподробнее. Вот только к этому разговору нужно подготовиться, врядли Тревор будет рад, что его сына допрашивают.
Разговор был окончен, Вилард вежливо допил чай и, попрощавшись, направился к выходу. Пока вопросов у него было больше, чем ответов на них, и это ему очень не нравилось.
***
Прежде чем начинать разговор с сыном Акшана Ашером, биокомиссар решил вернуться в допросную и еще раз поговорить со своими виновными. Срок их предварительного задержания подходил к концу, и завтра уже нужно провести судебное заседание по назначению наказания.
Стоя у черно-белого здания, биоком увидел выходящего Миостера. И если форма Виларда была разделена ровно пополам на зеленый и белый цвет, то у молодого Раена она пока была больше белой, чем зеленой. Но, как он по себе знал, время службы летит незаметно, особенно, когда вкладываешь в нее всю душу, а значит в свое время к младшему напарнику придет и опыт, и более зеленая одежда.
– Вилард! Рад тебя видеть! С тех родов даже времени на встречу не было. Ты занимаешся той суицидницей? Я читал ее досье и не понимаю, чего ты тянешь, там же все ясно. Давно бы уже закрыл это дело и присоединился к моим подпольщикам. Вот где настоящая загадка, и есть где поломать голову. А возиться с какой-то полудохлой девчонкой тебе, ну это же несолидно!
М-да, расти тебе еще и расти в плане понимания трудностей дел. Да никто особо и не надеется, что этот желторотик и правда отыщет борцов за возвращение к старому устройству мира. Но надо же давать себя проявить, вот и достали из архива висяк, который уже лет двадцать никто не расследует. Нет на то причин.
– И я рад тебя видеть, Раен. Эттель не долго осталось, на днях закончу с ней и займусь другими делами. У тебя уже появилась какая-то информация? – видя, как воодушевился от вопросов мальчишка, Нивкхар вспомнил себя в начале службы, когда ему самому везде мерещились заговоры и подпольщики. Сколько раз он набивал себе шишки на пустяковых делах, чтобы получить свои опыт и знания, даже считать не хотелось. В свое время Вилард также пытался придать себе значимость перед более опытными биокомами, а те, видя его пыл, помогали и наставляли его на истинный путь. – Ты можешь сейчас пойти со мной на допрос виновной, а потом зайдем к тебе в кабинет, и я послушаю твои наработки.
– Договорились, старшие вперед, – Миостер вернулся к двери и открыл ее для Нивкхара. Все же субординацию он чувствовал и знал, когда можно вести себя на равных, а когда умерить свой пыл.
Интерлюдия 6
Единственный самый счастливый день в этом адском доме для Эттель был не ее День Рождения, о нет. Никто из учениц или педагогов даже не подумал бы праздновать такое. Наоборот, все в ее праздник старались как можно меньше ее замечать. А вот самый лучший праздник для биооткла был День Основания Государственности.
Каждый год, шестнадцатого июля, вся страна праздновала это замечательное событие. И в честь него всех учениц выводили в различные памятные места. В этом году ее класс шел в городской музей. Это было настолько радостно, что никакие дылды не могли испортить ей настроение. Ведь исключения не делали ни для кого, в том числе и для биоотклов. Все граждане страны должны знать и почитать историю создания своего государства и Великих Основателей.
Еще пятнадцатого девочка начистила свои туфли и привела в порядок форму, чтобы назавтра никто не смог сказать, что у нее неподобающий вид. Даже эти проклятые браслеты она натерла до блеска, и теперь они весело позвякивали на каждом шагу. Ложась спать, Эттель загадала, что если завтра она попадет в музей, то ни за что не пропустит ни минутки и будет самой послушной девочкой на свете, только бы ничего не случилось. Только бы ничего не произошло.
Рано утром, еще до утреннего колокола, биооткл проснулась в полной темноте, сердце радостно стучало от предвкушения целого дня вне этих опостылевших стен. Скоро она будет на свободе, и никто не сможет ее в этом упрекнуть.
После завтрака их куратор Коес собрала весь класс перед центральным входом и еще раз нудным голосом пересчитала всех по головам.
– Итак, ученицы. Вы все разделены по парам. Взялись за руки и не отпускаем их до прихода в музей. По дороге не разговариваем, не смеемся и не отстаем. Тот, кто нарушит хоть одно из всего перечисленного, очень пожалеет об этом, когда мы вернемся.