Читатель предупрежден
Шрифт:
— Доктор, вы дали нам ясные и краткие показания, касающиеся исследований, которые вы проводили над телом покойного непосредственно после его гибели и при вскрытии. Вы считаете, что эти исследования учитывали все возможные причины смерти?
— Да.
— Вы согласны с заключением, представленным нам доктором Эйджем?
— Согласен.
— Эй, вы там! Разойдитесь! Разойдитесь!
— Сейчас! Чего пихаешься!
— Спокойно! Разойтись! Разойтись!
— Поглядите на него! Думаешь, если каску надел, так ты здесь самый важный!
— Ну-ка, все вместе, ребята!
— Можно попросить кого-нибудь из вас закрыть второе окно? Благодарю вас, инспектор. Я предпочитаю задохнуться, нежели оглохнуть. Надо будет применить более решительные меры. Слушаю вас, доктор Сандерс.
Сандерс отвечал совершенно машинально. Голова у него разрывалась от боли, поскольку он всю ночь сидел над книгами, и шум, доносящийся снаружи, действовал на него успокаивающе. В его подсознании, как заноза, торчала мысль, что Вики не встретилась с ним предыдущим вечером, так что первый раунд выиграл Пенник.
— Вы нам также заявили, доктор, что ни один орган, необходимый человеку для жизни, не был поврежден.
— Да.
— И что, хотя существуют причины, которые могут вызвать такого рода состояние, невозможно установить, было ли это и какая из этих причин вызвала смерть мистера Констебля?
— Да.
«Черт бы побрал этого Пенника вместе с его „Телефорс“. Даже если бы я старался, все равно не смог бы уснуть сегодня ночью. С этим внушением все не так просто. Нервы у меня напряжены, как струны. Человек воображает себе неизвестно что. Теперь уже начало четвертого. Сейчас зайдет солнце. Пенник будет стараться прикончить меня… что за чушь… сегодня вечером, между девятью сорока пятью и десятью. Еще семь часов».
— Прошу вас ответить, доктор, смерть мистера Констебля была мгновенной?
— Нет. Она наступила быстро, но не мгновенно. Агония длилась, по меньшей мере, две минуты.
— Вы считаете, что она сопровождалась болями?
— Да. Сильными болями.
«Да. Это было унизительно. Я приехал на квартиру Вики в Вестминстере, заказал столик в ресторане „Коринтиан“, а потом оказалось, что она уже ушла с Пенником и оставила мне письмо с извинениями: „Прошу тебя, доверься мне. Я работаю вместе с твоим Г.М., а у него есть определенный план“. Но какой план?»
— Я могу попросить вас быть более внимательным, доктор?
— Прошу прощения.
«Но какой план? Что скрывалось за каменным лицом Г.М.?»
— Выясним еще один пункт, доктор. Вы не верите в сверхъестественную причину смерти?
— Нет. Ни в коем случае.
— По вашему мнению, такого рода внушения являются чистейшим вымыслом?
— Да.
— Следовательно, мы можем суммировать ваши показания утверждением, что невозможно ни для вас, ни для меня, ни для кого-либо другого установить причину смерти. Вы согласны?
— Да.
— Благодарю вас, доктор. Это все.
Один из присяжных, который более или менее отличался от остальных, рыжеволосый, жилистый мужчина с высоким воротничком, громко кашлянул.
— Прошу прощения, господин коронер, а мы можем задавать вопросы?
— Да, разумеется. Вы можете задавать свидетелю любые вопросы, если они имеют отношение к рассматриваемому делу.
Рыжеволосый наклонился вперед и оперся ладонями о колени.
— А как быть с «Телефорс»? — потребовал он объяснений.
На скамье присяжных явно ощущалось волнение. Члены этого уважаемого собрания внезапно наклонились вперед, как марионетки, которых потянули за нитки. Старшина сидел с недовольным лицом, потому что был задан вопрос, который он сам рассчитывал задать с начала заседания.
— Я никогда об этом не слышал, — коротко ответил Сандерс.
— Вы что, не читаете газет?
— Я хотел этим сказать, что никогда не слышал, чтобы «Телефорс» имела какое-либо отношение к науке. Если вы хотите знать мое мнение, я могу только присоединиться к тому, что заявил профессор Хьюденс: чушь.
— Но…
— Господа, — холодно прервал их коронер. — Мне очень жаль, что я вынужден прекратить вашу интересную дискуссию, но она касается слишком широкого понятия, и поэтому я прошу вас ограничиться вопросами, имеющими непосредственное отношение к следствию. Вы выслушали заключение врачебной экспертизы доктора Эйджа и доктора Сандерса. И ваше решение должно опираться именно на него. Таковы обязательные правила, и я настоятельно рекомендую вам придерживаться их.
Трудно было побороть волнение, охватившее присяжных. Все они заговорили разом.
— Это неправильно! — заявил кто-то коронеру.
— Сэр, вы подвергаете сомнению мой метод ведения дознания?
— Доктор, — воскликнул один, полный презрения голос. — Доктор! Возьмем, к примеру, мою жену. Когда она умерла, доктора заявили, что…
— Господа, я уже просил тишины и не хотел бы повторяться. Надеюсь, все меня поняли?
— Клянусь Богом, это он!
— Кто?
— Быстро, Салли! Я подсажу тебя. Он выходит из автомобиля!
— Господа, это тот самый тип! Я видел его снимок в газете. Эй, приятель, может быть, ты прикончишь мою жену?
— А теперь, господа, прощу направить внимание на мои слова, вместо того, чтобы смотреть в окна. Думаю, мне нет необходимости подчеркивать, что то, что происходит за этими стенами, нас совершенно не касается. Благодарю вас, доктор Сандерс, господа присяжные больше не имеют к вам вопросов. Они вполне убеждены…
— Этот тип — убийца!
— Эй, слушайте! Не устраивайте скандала! Дайте человеку шанс! Что он такого сделал?
— Что он такого сделал? Это же фашист, ты что, не слыхал?