Читатель предупрежден
Шрифт:
— Господин коронер!
— Да, слушаю вас? Минуточку!
На этот раз за окнами полиция предприняла настоящую атаку. Ноги стали разбегаться. Старшина нервно оглянулся назад. Через мгновение он взял себя в руки и мрачно взглянул на листок бумаги.
— Господин коронер, — повторил он, — прежде чем я зачитаю наше заключение, могу я задать вопрос?
— Да, разумеется, если вы считаете это необходимым. Что вы хотите узнать?
— Господин коронер, вы обязаны принять любое заключение, которое мы сделаем?
— Разумеется.
— Ну, потому что несколько человек из нас не были в этом уверены, — сказал старшина. — Законы — это одно, но каждый трактует их по-своему. Есть какой-нибудь судья или учреждение, куда подаются апелляции, ну, или кто-то, кто может отменить наше заключение и сказать, что мы можем засунуть его себе…
— Нет, разумеется, нет, — нервно прервал его коронер. — Я не вижу никакой причины для того, чтобы вы должны были употреблять подобные выражения, господин старшина. Это не суд, а всего лишь дознание, и мы должны действовать согласно с вашими заключениями. Но, наверное…
Старшина глубоко вдохнул в себя воздух и поднял вверх мощный кулак, чтобы остановить дальнейшие комментарии коронера.
— Хорошо, именно это я и хотел знать. — Он взглянул на листок бумаги, который держал в руке. — Мы, судебные присяжные, — выкрикнул он во все горло — заявляем, что умерший был умышленно убит Германом Пенником при помощи чего-то, именуемого «Телефорс»!
Коронер вскочил на ноги. В волнении он забыл о лампе, висящей над столом. Он ударился лбом о тонкий стеклянный абажур, который громко зазвенел. Протянув руку, чтобы остановить раскачивающийся шнур, он одновременно заговорил:
— Господа, прошу вас, минуточку!
— Ну что, разве я не говорил тебе, Тед, что это ему не понравится, — сказал чей-то голос.
— Я не могу, разумеется, влиять на ваше заключение. И не собираюсь этого делать. Это вы должны оценивать факты, а не я. Но прежде чем ваше заключение будет официально зарегистрировано, я еще раз прошу вас подумать. Вы хотите, чтобы я отдал Германа Пенника под суд за совершение убийства?
— Да, господин коронер.
— А вы отдаете себе отчет, что такой процесс будет просто фарсом? Вы отдаете себе отчет в том, что не существует никаких возможностей осудить его?
Маленький рыжеволосый присяжный вытянул шею.
— Тогда мы все должны стыдиться самих себя, — заявил он. — Убийцы будут разгуливать на свободе, и кто-нибудь подумал, что станет со всеми нами? Нас мало интересует, что говорят доктора. В газетах подробно описано все это дело! И если об этом написали во всех газетах, то это никакая не политика, а истинная правда. Об этом было даже в нашей консервативной «Дейли Вайэлес». Интервью с большой шишкой, сэром Генри каким-то там. Если они не могут его осудить, это их дело, и тем более им должно быть стыдно, ну а мы сделали все, что от нас зависело.
— Хорошо ты ему врезал, Чарли! — крикнул кто-то с удовольствием.
— Господа, позвольте мне в последний раз обратиться к вам с просьбой о тщательном изучении всего дела! Вы задумались, например, во сколько обойдется налогоплательщикам процесс об убийстве?
— Во сколько? — с живым интересом спросил рыжеволосый присяжный.
— Это не имеет отношения к нашему делу и…
— Ну вот, а вы только что сказали, что имеет! — настаивал тот же самый голос.
— Ну, если вы так настаиваете, то я думаю, что расходы будут около пяти тысяч фунтов.
— Пять тысяч фунтов!
— Да, господа, что-то около этого. Неужели даже это не имеет никакого значения для вас?
Лицо старшины потемнело от бешенства.
— Имеет, и большое, — прошипел он. — Если они могут позволить себе швыряться деньгами во многих случаях, то думаю, что, черт побери, могут выделить немного и на охрану наших прав. В моем баре был вчера вечером один такой тип — очень вежливый, настоящий джентльмен, он так и сказал. Если они могут швырять…
Коронер наклонил голову.
— Не будем продолжать эту дискуссию, господа. Я готов выслушать ваше заключение.
Он внимательно выслушал заключение, зачитанное во второй раз.
Сандерс наблюдал за его лицом. Он не имел смелости взглянуть на Г.М., Мастерса или Пенника, сидящего между ними. На суровое, бледное лицо коронера падал яркий свет лампы, и Сандерс мог поклясться, что он заметил на нем с трудом сдерживаемую улыбку.
— Хорошо, господа. В зале присутствует офицер полиции, отвечающий за это следствие?
В глубине продолговатого, темного зала заскрипел отодвигаемый стул, и Мастерс встал.
— О, старший инспектор? На основании возложенной на меня ответственности я поручаю вам найти…
— Он здесь, сэр, — поспешно прервал его Мастерс, кладя руку на плечо Пенника. — Прошу вас встать и подойти к коронеру.
Присяжные, все как один, сорвались с места. Сандерс не видел лица Пенника и нисколько не хотел его увидеть. Перед глазами его по-прежнему стояла картина: ясновидящий между Г.М. и Мастерсом, несущий новую дорожную сумку. Снаружи уже было темно. Теперь только ноги полицейских загораживали окна подвала.
— Мистер Герман Пенник? — спросил коронер. Пенник поклонился.
— В связи с заключением суда присяжных я должен отдать вас под суд. Старший инспектор Мастерс проинформирует вас, что вы не обязаны давать показания, но все, что вы скажете, будет зафиксировано как доказательства. Наконец…
Пенник прервал его, он говорил четко, очень громким голосом.
— Господин коронер, вся эта ситуация просто фантастична. Я даже не знаю, смеяться мне или плакать. Вы сами, впрочем, сказали, что мой процесс будет обыкновенным фарсом.