Член общества, или Голодное время
Шрифт:
Глава 6. Без галстука
Входная хлопнула. У меня за спиной. И я в темноте очутился . В кромешной. Рука искала перила, нога – ступеньку. Не нашли: ни та ни другая – ни того ни другого.
У меня не было спичек. Уважающие себя люди тогда ходили с фона риками.
Я был на втором, когда дверь отворилась на третьем. “Олег, это ты? ” – голос Юлии. “Я”,- ответил я по-немецки.
Поднимался, встречаемый.
“Лампочки, гады, воруют… Я слышала, ты внизу грохотал…
Осторожно… ” В светлом
Я пришел последним, как оказалось. Из-за нее. Не последним
– из-за нее, а пришел из-за нее – вообще. Если бы ее здесь не было, я бы вообще не пришел. Боялся, не будет.
Вешая на вешалку в прихожей: “У нас тоже света на лестнице нет никогда. Ввернешь – сразу выкрутят ”. (Честно говоря , я никогда не ввертывал. И не выкручивал.) “У вас понятно, у вас барахолка рядом ”.- “ А где все? ” “Там ”. Небрежный взмах рукой в сторону комнаты.
Узнаю голос Долмата Фомича, он что-то читает. Его слушают.
“Слушай, Юлия, ты умеешь завязывать галстук? Я не помню как. Разучился”.- Достал галстук из кармана. В самом деле, забыл. Никакой задней мысли.
“Пойдем к зеркалу ”,- сказала Юлия.
Вошли. Юлия свет зажгла. Трельяж. А вошли, стало быть, в спальню. На стене – ню. Мясисто-розовотелое. “Идеал женской красоты Долмата Фомича? ” “Не думаю ”,- сказала Юлия.
Начнем. Обдаваемый запахом ее духов, я послушно вытянул шею и выставил вперед подбородок, пальцы Юлии закопошились у меня на горле. Ее пальцы пахли кинзой. Резала, наверное.
Я в зеркало посмотрел. В зеркала. Их было три (трельяж). В одном никого не было, в другом она завязывала галстук (для чего зеркало, кстати, не обязательно было), а в третьем
(вид со спины, с ее спины) изображалось ущербное что-то – недообъятие: она на грудь ложится ему, а он, как истукан, руки по швам и голову задирает. Что-то вроде. И все вертикально.
“ Не вертись ”.
Вот именно. Я положил ей руки на талию – для устойчивости.
Зеркальная композиция запретендовала на смысл. Юлия, голову назад откинув и не переводя взгляда, словно обращаясь к неполучающемуся узлу и как бы в задумчивость погружаясь, тихо спросила: “ Так? ” – Риторический гибрид насмешливости и заинтересованности.
“А давай, – сказал я,- дернем отсюда ”. “Это невозможно
”,- сказала Юлия. “ Почему? ” – спросил я, сочетая пальцы в замок у нее за спиной и в кольцо ее замыкая. “Потому что есть обстоятельства ”,- нараспев проговорила Юлия, ровно настолько сопротивляясь моему замыканию, насколько требовалось это для продолжения манипуляций с галстуком.
Впрочем, к последнему интерес у нее явно падал. Все равно не получалось.
“Тебе не нужен галстук, – сказала Юлия с грустью в голосе.
– Выброси его к чертовой матери ”.
Я подошел к окну и выкинул галстук в форточку.
Галстук
Я молчал.
“У жены хозяина дома будут проблемы ”,- сказала Юлия, глядя на галстук, повисший на дереве. Я спросил: “Жена здесь? ” “Чья?” – спросила Юлия. “Фомича, хозяина дома
”. “Здесь ”,- ответила Юлия.
“Юлия. Юлия! – послышался женский голос. – Где Юлия?”
“Вот. Спохватились ”. “Если так, – сказал я,- надо его скинуть чем-нибудь ”. “ Не надо, – сказала Юлия.- Сам упадет. Идем ”.
Мы вышли из комнаты. По прихожей бродили библиофилы.
Коллоквиум окончился. Время кулуарных бесед.
Зоя Константиновна – нос к носу. Это ей принадлежал возглас “Юлия! Юлия!”. “ Юлия! – начала было библиофилка, но, увидев меня, осеклась и ошарашенно вымолвила: – Олег Николаевич, вы здесь? ” “Да вот, – сказал я,- зашел ”.
“Мы вас ждем, ждем, а вы… а вы… – приходила в себя Зоя
Константиновна. – А вы тут, оказывается. В этой комнате… ”
Не надо было оправдываться, да уж теперь что жалеть. “Мне
Юлия помогала… ” – сказал я, сократив кое-как фразу.
(Потому что “ галстук завязать ” за отсутствием такового было бы очень странно договаривать. Да и вообще почему я должен отчитываться?)
“Олег Николаевич! Здравствуйте! ” – подошел малознакомый библиофил. “О, кто пришел к нам, Олег Николаевич! ” – воскликнул другой. “ Олег Николаевич!.. Олег Николаевич!..
” – приветствовали меня со всех сторон. Выбежал Долмат
Фомич на имя мое и на отчество и, не скрыв радости, обнял меня. “Что же вы тут в прихожей стоите? Сюда, сюда, – повел он меня в комнату с библиофилами. (Книги, книги, книги на полках…) – Я боялся, вы не придете… Господа, узнаете? ” “ Олег Николаевич! Олег Николаевич! ”
Стол.
Знакомые, полузнакомые и незнакомые лица.
Не прошло и минуты, а я участвую в разговоре. В чем трагедия Джойса… (А в чем трагедия Джойса?) Сколько стоит бумага… (А сколько стоит бумага?) Солженицын в
Россию вот-вот… (И точно: скоро приехал!)
Стараюсь не смотреть на стол. Но явственны яства. Фрукты особенно.
И ананас.
Где Юлия?
“ Простите, я вам не показал еще своих сокровищ, – спохватывается Долмат Фомич. – Посмотрите ”. Альбом. В цельнокожаном переплете. Титульные листы редких книг.
“Редчайших! Редчайших! ” На каждом – печать. “Родники. Мои родники. Вскармливаете реку маргинальной сфрагистики ”.
Вот круглая: Усть-Ижорского фанерного завода “Большевик ” на титульном листе “Острова Сахалина ”, отдельное прижизненное издание. А вот эллипсовидная печать – подарок профессора Скворлыгина – Института хирургического туберкулеза и костно-суставных заболеваний украшает титульный лист первого издания романа “ Бруски ”. А вот квадратная – “Труд-ассириец ”, это печать одноименной артели производства гуталина, в 35-м году размещалась на