Член общества, или Голодное время
Шрифт:
Уникальные книги с уникальными пятнами… Это времени пятна. Пятна истории! Пятна истории, вам говорю!.. В те бессонные ночи в моем мозгу возникла новая дисциплина… ”
“Библиотрассография,- послышалось отовсюду, – библиотрассография…”
“ Да! – заставила вздрогнуть меня возбужденная Зоя.- Да!
Но теперь я скажу: библиотрассография – вот название страсти моей к указанному предмету! ”
Я ел. За едой терял нить разговора. Помню, был помидор и что-то о том, как листала, листала, листала… Он не оставил реестра. Приходилось искать. Устанавливать –
“Достоверно могу назвать три книги ”.- “Какие? ” “Первая.
Рассказы Олега Орлова “За линией фронта ”. Отпечаток указательного пальца левой руки на тридцать первой странице ”.- Она опять овладела моим вниманием. “Вторая.
Сборник “Французские лирики XVIII века ”, Москва, шестнадцатый год, с предисловием Валерия Брюсова. Характерное пятно напротив эпиграммы Вольтера ”.
“ Вы бы не могли прочесть эпиграмму? ” – “ Могу ”.
Вот почему Иеремия
Лил много слез во дни былые?
Предвидел он, что день придет -
Его Лефрант переведет.
Третья…
Я встал. Не извиняясь, вышел. Я пошел.
Я пошел искать Юлию. Ее нигде не было. В прихожей не было.
В кухне не было. В комнате, в которой мы были с ней, тоже не было. Были окно, открытая форточка, бамбуковая палка в углу, которой задергивают занавески. Я подумал о галстуке.
Теперь я был обязан это сделать. Я не мог поставить ее под удар. Я взял бамбуковую палку и просунул в форточку.
Галстук висел на дереве. Скинуть галстук было непросто.
Напротив окна. Я не мог дотянуться. Дотягивался. Палка была тяжелая. Чуть-чуть не хватало. А мог уронить. Но все ж дотянулся. Дотянулся до галстука. Скинул.
Меня ждали. Встреченный тишиной, сел я на место.
“Все хорошо? ” – спросила негромко Зоя Константиновна. Я ответил ей: “Да ”. “Третье. Пятно, предположительно винное, на шестнадцатой странице Законов вавилонского царя
Хаммурапи под общей редакцией профессора Тураева, восемь рисунков и карта, на карте след подстаканника ”.
“А не было ли там следов крови? ” – спросил профессор
Скворлыгин. “Не было ”,- ответила Зоя Константиновна.
Я увидел Юлию. Она сидела как ни в чем не бывало. Я не мог понять, откуда она появилась.
“Книжные пятна – это памятники материальной культуры эпохи. Книжное пятно как объект исследования есть след.
След, нуждающийся в идентификации. Каждый исследователь должен знать: подсознание через него находит проекцию.
Через пятно. Надо понять и усвоить: книжное пятно – визитная карточка индивидуальности. Но и ключ к пониманию менталитета, свойственного поколению или группе людей тоже. Книжное пятно – то место, где соприкасаются материальное и идеальное, в частности, пища питательная, продуктовая, гастрономическая, с пищей духовной, или, можно сказать, пища с не-пищей… ”
Юлия глядела на меня. “ Не пей ”,- читал я в ее взоре.
“ Я бы могла вам рассказывать долго. Но я вижу, это не всем интересно ”.
“Очень интересно, –
Константиновна, мы вам благодарны. А теперь послушаем незабвенного Всеволода Ивановича Терентьева ”.
Он подошел к магнитофону и нажал кнопку.
ГОЛОС В. И. ТЕРЕНТЬЕВА…болезни крыжовника. А вы с той стороны… Я?.. Нет, пусть лучше на левую…
(Неразборчиво.) Сюда?.. (Пауза.) Раз, два, три…
“Итак, Олег Николаевич, теперь ваша очередь. Вы нам о чем-то рассказать очень хотите. О чем? ” Я ни о чем не хотел, я так и сказал: “Ни о чем ”. “Как же так “ ни о чем
””? – не поверил Долмат Фомич. – Надо обязательно о чем-то
”. “Мне не о чем вам рассказывать ”. “ Нет, нет! – возражали собравшиеся.- Расскажите, пожалуйста, непременно расскажите ”. “Я не готов ”.- “Готовы, готовы
”.- “В самом деле, вы совершенно готовы, Олег Николаевич, совершенно готовы ”.
“Расскажите, – попросила Зоя Константиновна, вырисовываясь, когда я на нее посмотрел, – знаете о чем?..
Как вы научились читать. По кубикам, да? ” – “Ваши первые книжки. Про них ”.
Я стал рассказывать про первые давно позабытые книжки, мною в детстве прочитанные.
Что же произошло тогда со мною? Что же за дрянь они мне подмешали, если я действительно им подчинился? Стал рассказывать. Я! И про что?!
И вот странность: с каждым словом я обретал уверенность.
Словно бы и не я это рассказывал, а я только слушал, причем увлеченно. Боясь пропустить. Чуть-чуть недоверчиво.
Мой рассказ был помимо меня. Прислушиваясь, я узнавал о себе позабытое. Как тогда, книгочей шестилетний, все не мог разобраться, чьи эти книжки – “ его ”. Книжки из серии
“Мои первые книжки ”. А я думал: “Его ” – не “ мои ”.
“Мои первые книжки ”.
Их было просто читать. Крупными буквами. Тонкие книжки. Я читал по слогам. Я рано научился читать. Все понимал. Я не понимал только, почему они, первые книжки, – мои? Не я же их написал. Что такое “ мои ”? Так я думал.
Печать неподдельной заинтересованности на лицах, внимающих мне. Вижу, вижу, как слушаете. Особенно Долмат Фомич. Жест рукой: мол, спокойно, мол, тсс!.. Он меня, как Терентьева ведь, он меня, как Ивановича (увиделось вдруг), – на магнитофон. Мой рассказ.
Про то, как варил солдат кашу из топора. Про то рассказываю. “Мои первые книжки ”.
“А на заборах вам приходилось читать в детстве? ”
Еще бы! С этим связано яркое воспоминание. Как же, как же… Только не на заборе, а на столбе. Еще до школы. Я рано научился читать. Я гостил в деревне у тетки отца, а там стоял столб. Я подошел к столбу и прочитал.
Выцарапанное. Выцарапанное прочитал на нем слово. Помню, как оно меня поразило краткостью своей и таинственностью.
Я ж и раньше слышал его, но не только не знал, что оно означает, а даже не умел выделить его из потока непонятных мне выражений, чтоб понять, разгадать, раскумекать, – все оно от меня ускользало, все оно мною недоулавливалось.