Чортушка

Амфитеатров Александр Валентинович

Матрена. Человку, который вольготу возлюбилъ, y насъ въ Волкояр сласти немного.

Михайло. А – кому въ душу совсть дана – даже и несносно. Пьянство, безобразіе, двки, своевольство. На конюшн каждый день кто ни кто крикомъ кричитъ…

Матрена. Княжая воля.

Михайло. A ужъ князя этого такъ бы вотъ и пихнулъ къ болотному бсу въ трясину!

Матрена. Что ты? что ты? Любимый-то егерь его?

Михайло. Что любимый?

Я справедливость люблю, меня подачкою не купишь. Я за справедливость-то, можетъ, людей…

Матрена. Что?

Михайло. Ничего…

Матрена. Ой, Давыдокъ! Давыдокъ!

Михайло. Тиранство мн его несносно видть. Сколько народу изъ-за него мукою мучится…

Матрена. Ужъ чего хуже? Родную дочь – и ту томитъ, словно въ острог.

Михайло. Кабы не вы, Матрена Никитишна, я давно навострилъ бы лыжи.

Матрена. На что я теб далась?

Михайло. Эхъ! Чувства мои нераздленныя, и страданіе въ груди!

Матрена. Нжности!

Михайло. Матрена Никитишна! Отчего вы столь жестоки – не желаете мн соотвтствовать?

Матрена. Ой, что ты, Давыдокъ?

Михайло. Чмъ я вамъ не пара законъ принять?

Матрена. Какой съ тобою законъ? У тебя, сказываютъ, первая жена жива.

Михайло. Жива, коли не померла… Это врно. Только я отъ нея разженился…

Матрена. Такого правила нтъ.

Михайло. Есть правило. Ежели баба о муж, муж о жен десять годовъ встей не имютъ, – могутъ новый бракъ принять.

Матрена. Страшно за тебя идти-то: ишь кулачищи… Убьешь, – и дохнуть не дашь.

Михайло. Зачмъ убивать? Грха на душу не возьму.

Матрена. А съ обличья ты – сейчасъ съ кистенемъ на большую дорогу.

Михайло. На большой дорог и безъ убійства работать можно очень прекрасно.

Матрена. Ишь ты! A ты работалъ что ли?

Михайло. A ужъ это наше дло: «нтъ», не скажу, a «да» промолчу.

Матрена. Видалъ ты виды, Давыдокъ!

Давыдокъ. Волю зналъ за волю стоялъ. Кабалу позналъ, – ну, стало быть, и жди, терпи, помалкивай… (Поетъ:)

Какъ на Вологде вино По три денежки ведро…

Антипъ идетъ изъ сада съ заступомъ на плеч.

Матрена. Чего рылъ, старикъ? Али клады копаешь?

Антипъ. A ты что знаешь? Можетъ, я ихъ не копаю, a закапываю.

Михайло. Это онъ, Матрена Никитишна, безпремнно

щикатунку свою закопалъ. Щикатунка y него такая есть. Когда спать ложится, подъ голову ставитъ. Надо думать: большіе милліоны спрятаны.

Антипъ. Хочешь, наслдникомъ сдлаю?

Михайло. Ну тебя! Можетъ быть, тамъ y тебя колдовство?

Антипъ (смется). Колдовство… колдовство…

Михайло. Когда этотъ Антипъ будетъ помирать, безпремнно потолокъ надъ нимъ разбирать придется, потому что своею волею душа изъ него не выйдетъ: не охота ей къ нечистому-то въ зубы идти.

Матрена. Ну, ты, однако, «его» не поминай. Время вечернее.

Конста входить съ ружьемъ.

Антипъ. A вотъ и красавецъ нашъ.

Михайло. Мсяцъ съ одной стороны, онъ съ другой.

Матрена. Откуда восходишь, красное солнышко? Второй день не видать, думала, что волки съли.

Конста. Гд былъ, тамъ нту.

Матрена. Рычи на мать-то, рычи…

Конста. Отвяжись… Тошно мн!.. Тошно!..

Михайло. По городу заскучалъ?

Конста. Не знаю… Бсы во мн… Тошно.

Михайло. Вона! Еще изъ Антипки не вылзли, a въ тебя уже влзли?..

Конста. Дурова голова!

Уходить въ баню.

Матрена. Слава Богу! Пожаловалъ милостью! До сихъ поръ одна Зинаида бшеная была на рукахъ, a теперь вся честная парочка.

Антипъ (смется). Парочка! Парочка! Баранъ да ярочка.

Михайло (страшнымъ шопотомъ). Баринъ!

Матрена слегка взвизгнула.

Михайло вытянулся.

Антипъ одинъ смотритъ равнодушно и почти презрительно.

Князь и Муфтель показываются въ глубин.

Князь. Вы вс… здсь? Это хорошо…

Проходить за павильонъ, сопровождаемый Муфтелемь, Матреною и Михайломъ.

Антипъ (Конст въ баню). Бери колотушку-то. Зачинай.

Конста. Сейчасъ…

Вышелъ.