ЧП на третьей заставе
Шрифт:
Сурмач понимал, каково сейчас Тарасу Степановичу, и вопросами не донимал.
Явился Борис. Чадит самокруткой, дыму сразу напустил — дышать нечем. Ярош закашлялся (после контузии он табачный дым совсем не переносил).
Аверьян отобрал у Бориса «козью ножку» и выбросил ее в форточку:
— Совесть имей.
А с Бориса как с гуся вода.
— Тарас Степанович, — обратился он к Ярошу. — Расскажите толком про эту проклятую Щербиновку!
— Работали по готовым адресам: приходи и бери умненько! И — на тебе… Да, губотдел пострижет нас всех за провал операции, — сделал он заключение.
Сурмач в душе с этим согласился: «А с Ивана Спиридоновича взыщут в первую очередь».
— Эти, из УВО, тоже не лыком шиты, — рассудил он.
Ярош его поддержал:
— Не будь у них опоры на селе, да и в городе, — дня бы не продержались: с голоду бы опухли, в поле без крова закоченели.
Борис, конечно же, не согласился (он по любому поводу имел собственное мнение).
— Тарас Степанович, ну, Сурмачу еще простительно, но вы-то во всем разбираетесь, как же вы не уловили политической особенности текущего момента? Время этих воротынцев и нетахатенок кончилось: вот как осенью всякой порхающей-летающей гадости приходит крышка. После приморозков остается в живых только та цокотуха, которая укрылась в хате. Да и ее вскорости прихлопнут тряпкой, потому что нет от нее покоя: гадит и жужжит…
Ласточкин уехал в Винницу, в губотдел. Пробыл там несколько дней. Вернулся и сообщил:
— Сами мы тут у себя навести порядка не можем… приедет уполномоченный.
Но сидеть сложа руки, уповая на мудрость губернского уполномоченного, не приходилось.
Оперативный состав собрался в кабинете у начальника окротдела.
— Кто что может предложить? — спросил Ласточкин.
— Есть один хвостик, о котором мы забыли, — отозвался Борис. — Галина Вольская. Хотел бы я знать, по чьему наущению она уехала из дому на два дня? Кто ее услал, тот и похозяйничал без нее в доме.
Ярош согласился:
— А что, это мысль. Главное — зацепиться.
Аверьян вспомнил, как Ольга кормила его бульоном, курицу для которого привезла Галина.
— Наша с Ольгой хозяйка какая-то дальняя родственница Степану Вольскому по покойному мужу. Галину она знает. Встретила ее на базаре в Белоярове и пригласила: дескать, приезжай, глянь на подругу, живут с мужем в моем доме. А вот как ты к Оксане Свиридовне нашел дорожку?
— Раздобыть жилье, сам знаешь, — легче к японскому императору в гости напроситься. Весь город облазил — и ничего, — вспомнил Борис. — Тарас Степанович и посоветовал: «Сходи на застанционный поселок. Домики там на деревенский лад, но с простыми людьми и договориться проще». Я — на поселок. Зашел в крайнюю хату, попал на Оксану Свиридовну. Она вначале думала, что я для себя ищу, но потом и на семейных согласилась.
— Черт бы побрал эти случайности! — выругался Ласточкин.
— Надо побывать у Галины Вольской, — предложил Ярош.
— Я завтра еду в Белояров по своим делам, зайду к ней, — согласился Борис. — Выведаю.
На том и порешили.
Пока Коган ездил в Белояров, Сурмач, по совету Яроша, побеседовал со своей квартирной хозяйкой Оксаной Свиридовной. Чтобы это не выглядело отсебятиной, он пригласил ее в окротдел, а беседу оформил протоколом.
— Оксана Свиридовна, кем доводился Степан Вольский вашему покойному мужу?
— Не он, а его отец был моему Лександру кумом. Лександр крестил у него старшую дочку. После она померла.
— А откуда вы знаете Галину?
— Степан меня на свадьбу приглашал.
— А чего вы тогда на белояровский базар поехали?
— Да твоя ж Ольга уговорила маслица для тебя купить и с дюжину яиц…
— А как Галину встретили?
— Да просто: гляжу, петуха продает. Ну и подошла. Спрашиваю, нет ли у нее яиц, а то купила б… Квартирант, мол, у меня из ГПУ… Застудился. «А живет он с Ольгой Яровой из Журавинки. Не помнит ли она такую?» Галка — тоже из Журавинки. Ну она и говорит: «…То моя сестра». А коль сестра, говорю, приезжай и курочку привези, больному бульон нужен. Я тогда от нее узнала, что ее муж, Степан-то, убит на границе. Потужила. Справный такой мужик был. Удалой. Плясал на свадьбе!
Сурмач показал протокол допросов Ярошу. Тот решил:
— По-моему, приглашая Галину Вольскую в Турчиновку, Оксана Свиридовна имела только одну цель: сварить бульон для больного чекиста ил подаренной курицы. Ушлая тетка!
Вернулся из Белоярова Коган, зашел к Сурмачу в экономгруппу. Тот был один:
— Похозяйничали в доме у Галины Вольской изрядно, — сообщил Борис. — Вещей, правда, не тронули, но покорежили многое. Доски на полах порубили, подполье перекопали, а землю прямо в комнаты выбрасывали. В горнице яма метра в два глубиною. И в сарае не меньше. Но заподозрить ей некого.
Долго они в тот вечер обсуждали случай, который произошел в доме Галины Вольской.
— Оксана Свиридовна встретила Галину на базаре случайно. Пусть так. Но кому она говорила, что поедет в Щербиновку?
— Просила жену Серого, тетю Фросю, приглядеть за домом, пока съездит в Турчиновку, корову подоить.
— Просила жену Серого… Нашла кого ненадежнее. А что говорит эта самая тетя Фрося?
— Понятия ни о чем не имеет. Корову в обед выдоила и ушла домой. Никто не приходил к Галине, никого она не видела. А когда Галина вернулась, открыла дом и ахнула: все перерыто.
И тут будто бы кругло, никаких концов. Впрочем, жена Серого, может, что-то и знает, но молчит.
Борис сообщил Сурмачу еще одну новость:
— Акушерка никакая не тетка твоей Ольге, хотя та и жила у нее на правах бедной родственницы. Сосватали девчонку в прислуги к Людмиле Братунь родители Семена Воротынца.
— А они откуда ее знают?
— Спроси у Григория Ефимовича.
— Григорий Ефимович… Григорий Ефимович… С этого немного возьмешь, — пробурчал Аверьян.
И все же он вызвал из внутренней тюрьмы старого Воротынца.
— Белояровскую акушерку Людмилу Братунь знаете? — спросил его Сурмач.
— А кто же не знает ее, — ответил старик. — Она первые роды у моей невестки принимала, еще в двадцатом, когда Катруся мертвого родила.
А Сурмач черт-те что начал было об этом думать!
Но почему Ольга не рассказала ему, что Людмила Братунь никакая ей не тетка? Неприятная мысль! Какой-то песок остался от нее па душе, хрустит, натирает до боли…
ЧЕМ ХОРОШО ПЛОХОЕ